Отовсюду приходили самые невероятные вести. Но как бы там ни было, а беспорядки в окрестных лагерях разрастались. Начинались схватки между зеками и конвоирами. Рассказывали о жертвах среди конвоиров и лагерников. Полилась тут и там невинная кровь. Казалось, вот-вот вспыхнет здесь гражданская война.
Спустя несколько дней, чуть притихло. Стало известно, что за забастовку, охватившую десятки шахт, за беспорядки никто не будет наказан. Голос заключенных был услышан в Москве. Пришло воззвание высших властей. Сам Лаврентий Берия воспылал к арестантам любовью и подписал воззвание ко всем узникам. Нас всех согнали к большому плацу и зачитали воззвание «лучшего друга и соратника товарища Сталина». Там говорилось, что скоро будет объявлена амнистия, будут созданы комиссии по пересмотру дел. Надо демократизировать положение в лагерях, улучшить питание, медицинское обслуживание.
В лагере все гудело, словно разворошили пчелиный улей.
С бараков сняли замки. Мы могли выходить на свежий воздух. Нам разрешено было писать домой письма уже не раз в полгода, год, а каждый месяц. Открыли киоск, где можно было что-то купить. Стали изредка показывать в большом сарае кинокартины. В бараках установили радиоточки, и мы слушали музыку, какие-то новости. В небольшой библиотеке появились книги, журналы, газеты и можно было узнать, что происходит за колючей проволокой.
Узники с нетерпением ждали обещанной амнистии, пересмотра «дел», но время шло и все оставалось по-старому.
Лаврентий Павлович сдержал слово.
В один из мартовских дней появилось сообщение об амнистии. Ее с нетерпением ждали. Это была наша надежда. Сотни тысяч ни в чем не повинных людей — жертв произвола ушедшего «вождя и учителя». Ждали ее сотни тысяч измученных матерей, жен, детей. Ждали своих кормильцев. Но как люди были разочарованы, прочитав указ!
Амнистии подлежали осужденные до… пяти лет. Таких в лагерях были считанные единицы. Поголовное большинство так называемых политических заключенных, врагов народа были осуждены «тройкой» либо «особым совещанием», какими командовал сам оберпалач Берия. Эта категория арестантов была осуждена на десять, пятнадцать и двадцать пять лет. Стало быть, из тюрем и лагерей освобождались, главным образом, уголовники. Хлынула из тюрем и лагерей могучая орава подлинных преступников. Выхлестнула на волю тьма воров, налетчиков, бандитов, карманников, расхитителей государственной собственности, жулики и спекулянты.
Люди в городах, на железнодорожных станциях, в местечках и селах завопили. Не стало житья от уголовников! По всем трассам от Воркуты до Москвы, от Колымы до Тбилиси в течение нескольких дней, когда шли эшелоны с «амнистированными» уголовниками, над которыми Лаврентий Берия и его команда сжалились, все магазины, киоски, банки были разграблены. В десятки, сотни раз увеличились в стране уголовные преступления, убийства, грабежи, насилование — это было обычным явлением повсюду. А миллионы ни в чем не повинных людей остались за колючей проволокой…
А мы ждали прибытия комиссий, которые будут пересматривать «дела» «врагов народа». Они долго не могли к нам добраться. Ребята шутили:
— Нет билетов, дороги занесены снегом, вот и не едут.
Иные говорили:
— Нечего ждать освобождения. Палач подох, а тюрьмы, лагеря остались…
Клокотал лагерь. Нас горько обманули. Где бы мы ни были — в шахте, на эстакаде, в зоне и за зоной — всюду шли жаркие споры: что будет с нами? Когда кончатся наши страдания? Сейчас уже никто не сомневается, что мы стали жертвами сталинского произвола. Во всех республиках фабриковались чудовищные процессы против лучших людей страны. Никого не миновал произвол обезумевшего диктатора и группы его соратников. Была создана огромная империя зла со своей огромной промышленностью, с миллионами даровых, бесплатных рабов, которые трудились на шахтах, золотых приисках, на лесоповале. Всюду и везде. Была создана каста палачей, для которых не существовало закона, человеческих правил, благоразумия. Царила жестокость, дикий цинизм. Царил кругом страх, доносительство. И возглавляли эту империю отъявленные преступники, уголовники, которым все было дозволено…
Мы находились за десятки тысяч километров от столицы страны, но и сюда доходили «совершенно секретные» известия. Несмотря на все «смягчения» в лагере после смерти тирана, доходили потрясающие слухи, которые ввергли нас в трепет. Их приносили сюда «враги народа», прибывающие сюда со всех концов страны.
Так, передавали, что в столице идет грызня между соратниками только что умершего «вождя» — боролись за власть. Кто займет место усопшего. Там обсуждалась проблема: как поступить с миллионами узников, невинных людей, страдающих в тюрьмах и лагерях. Молотов и его сторонники считали, что необходимо прекратить репрессии, больше не сажать в тюрьмы, однако из тюрем и лагерей никого не выпускать, дабы в народе не стало известно, сколько миллионов жертв находится в заключении. Эти, которые сидят, вымрут, и их забудут.