— Я не с вами разговариваю… Не мешайте… У меня мало времени.
Странно, она заставила этого здоровенного детину замолчать.
Повернулась ко мне, сделала два шага, взяла мою руку, зажала в своей замерзшей руке и продолжала:
— Умоляю тебя, крепись, береги себя. Этот произвол кончается. Эти сволочи скоро поплатятся за наши страдания… Бог отомстит им!
— Гражданка, прошу прекратить это!.. Кто сволочи? Почему оскорбляете? — Уже по-серьезному рассердился стражник…
— Да не вас я оскорбляю!..
— Лжете, гражданка, знаем, кого оскорбляете и сволочами обзываете, значит, наши…
Невольная улыбка осветила ее лицо. Она не обратила внимание на его окрик и продолжала:
— Скоро будем тебя дома встречать… У тебя много добрых друзей. Они хлопочут, письма пишут… Только не сдавайся, крепись. Не перевелись честные люди. Председатель Союза, депутат Максим Рыльский хлопочет о тебе. Он недавно специально в Москву ездил, был на приеме у больших людей, написал, что ты ни в чем не виноват… Рыльскому угрожали, требовали, чтобы он не вмешивался в дела органов, но он ответил: «Если знаешь человека и уверен, что он честен, не совершал преступления, ты должен стоять за него горой». Вот его заявление, он просил прочитать тебе копию…
Жена хотела достать из сумочки письмо, которое написал в прокуратуру писатель, но стражник дерзко остановил ее:
— Не положено! Говорил же я вам по-человечески, а вы нарушаете…
— Начальник, — вскочил я с места, — есть у вас совесть, она проделала такую страшную дорогу, чтобы час побыть со мной, а вы слово не даете ей выговорить!
— Чего горячитесь! — вызверился он на меня. — Не забывайте, что она сейчас уедет, а вы у нас остаетесь. Не забывайте, где находитесь! И вообще, время ваше кончилось, кончайте петрушку!
Он взглянул на ручные часы, помотал головой, мол, давно кончилось свидание. И поднялся со стула.
Жена не сдержалась, расплакалась, взялась за голову:
— Боже мой, что за люди, что за люди! Можно с ума сойти!.. — Она вытерла краешком платка слезы, подошла ближе ко мне, протянула руки и сказала: — Это скоро кончится. Не падай духом… Мы ждем тебя, держись, ведь ты солдат. Такую войну прошел, и это лихолетье переживешь…
— Усе, разойтись… Кончилась петрушка… — поднялся старшина, направляясь к дверям.
Мы молча попрощались. Мне трудно было смотреть ей в глаза. Сколько надо было ей сказать, но я утратил дар речи.
Блюститель порядка вытолкнул меня в коридор, и я поплелся по занесенной снегом дороге, не зная, в какую сторону идти. Сердце болело. Я чувствовал себя разбитым. И в эту минуту кто-то меня окликнул. Я обернулся и увидел начальника. Он меня звал, завел к себе в кабинет. А это что еще за напасть! Что от меня хочет этот изувер в полковничьей папахе?
Он долго и пристально смотрел на меня. Сложив руки, прошелся по комнате и наконец заговорил:
— Так, так… Жена у вас отчаянная женщина. Не всякая решится совершить такое путешествие. Да еще зимой, в такую крутоверть… Да, видать, крепко она вас любит… Правда, за ее слова можно было б ей дать лет пятнадцать, не меньше… Как она разговаривала с нашим человеком!.. Оскорбляла… А это статья, понимаете, статья… Я все слышал… Все… Нехорошо она говорила… Очень нехорошо…
Я молчал, был весь в напряжении, хотелось уловить, куда он гнет, чего ему от меня надо?
После долгой паузы, уныло качая готовой, он продолжал:
— Вы понимаете, что мы могли составить протокол на ее слова?
— Нет, не понимаю! — решительно сказал я. — Не понимаю!.. Ничего такого она не говорила…
— Это по-вашему, а по-нашему… — сатанинская улыбочка исказила его сухое, удлиненное иезуитское лицо и прищуренные глаза. — Пожалел вас и ее. Не хочу причинять неприятностей, а мог бы… Все в наших руках… Партия нам доверяет… Да, кстати, мне понятно, что на свидание с любимой женой час времени, конечно, мало… — Он снова сделал долгую паузу и вздохнул: — Очень мало… А между прочим, должен сообщить вам, что я как начальник вверенного мне лагеря по перевоспитанию врагов народа пользуюсь правом дать вам еще одно свидание. И не на один час… — Он снова умолк, прошелся по комнате, не сводя с меня хитрых глаз, и добавил: — Да, имею такое право разрешить вам еще одно свидание с женой, но это, конечно же, будет зависеть от вас лично. Ну, от вашего поведения… Вот так… Тут уж, как говорится, по правилам честной игры: как вы к нам, так мы к вам. Поняли?.. От вашего поведения…
— Нет, не понимаю! — резко ответил я. — О какой игре говорите, о каком поведении? Я отбываю срок… Правда, не знаю, за что. Верю, что скоро меня освободят…