— …признак того, — вмешалась разъяренная Элеонора Давидовна, — что они ничего не усвоили! Повторяю: это было выступление на литературном вечере — и только! Нет, нет, учителя из вас не получится. Где это видано, чтобы ученики аплодировали учителю!.. Театр… Цирк!.. Три с минусом и не больше…
Грозный приговор был вынесен мне моими преподавателями, и я не мог им возразить. Казалось, что они расстроены больше, чем я. Но я не принял это близко к сердцу. Сокурсники меня не осуждали. Мой друг, поэт Григорий Диамант, с которым мы сидели за одной партой, то и дело подмигивал мне: мол, не унывай, все равно ни тебя, ни меня не прельщает карьера учителя, наше дело — писать книги, а детей пусть обучают другие.
В деканате мне сказали, что случай в школе — не велика беда. Теперь для меня главное хорошо написать дипломную работу. Конечно, известны случаи, когда неплохие писатели не кончали высших учебных заведений и не имели дипломов, но, коль уж я дошел до последнего курса, надо защитить диплом. Мало ли что в жизни бывает, иметь лишнюю профессию еще никому не мешало.
Через несколько дней меня вызвала Элеонора Давидовна — она уже стала деканом, заменила недавно репрессированного доцента Шапиро — и, сделав вид, будто ничего не произошло, сообщила, что утверждена тема моей дипломной работы: «Современная немецкая революционная литература — Вилли Бредель, Иоганнес Бехер, Эрих Вайнер, Ганс Мархвица».
Я скривился. Тема интересная, но очень сложная, на нее потребуется много времени, но меня успокоили, — в работе мне поможет консультант. С таким прекрасным специалистом я буду чувствовать себя, как рыба в воде: известный критик и литературовед профессор Перлин…
Это меня обрадовало. Изумительный человек, известный ученый. Хоть он намного лет старше меня, но ко мне относился как к равному. Мы изредка встречались с ним на собраниях и заседаниях, к тому же принадлежим к одной писательской организации…
Мои сокурсники даже позавидовали, что мне придется работать с таким уважаемым человеком. Студенты, преподаватели, профессора относились к нему с большой любовью. Честность и благородство этого человека, интеллигентность и эрудиция подкупали всех. Его лекции, выступления на литературных вечерах, глубокие статьи в газетах и журналах всегда вызывали интерес. Это был фанатик своего дела, он имел много поклонников, и об этом все знали. То, что судьба свела меня с такой личностью, радовало и одновременно пугало. Несмотря на доброту, это был бескомпромиссный человек. Сдать экзамен ему было непросто. Он не терпел болтовни, мог, что называется, с ходу определить, подготовленный студент или просто хочет «спихнуть» предмет. И я понял, что придется мне крепко потрудиться, прежде чем явиться к нему на консультацию.
И я на время отложил все свои дела. Погрузился с головой в работу. Отказался на время от поездок, командировок, выступлений, много читал, подбирал материал по теме, чтобы при встрече с именитым литератором не попасть впросак.
Встреча не состоялась
Прошло немало времени. Мое усердие дало неплохие результаты, и я наконец почувствовал, что могу встретиться со своим консультантом…
Между тем время было напряженное. Всех лихорадило. Все чаще проходили собрания студентов, преподавателей. Порой они затягивались до глубокой ночи. Речи были горячие. Ругали друг друга, обвиняли в отсутствии большевистской бдительности, в ослаблении борьбы против вражеских элементов, оппозиционеров и уклонистов.
В коридорах тревожно перешептывались. Узнавали об арестах знакомых. Люди пытались понять, откуда вдруг появилось в стране столько вражеских элементов? Какие цели они преследуют? На шумных собраниях исключали из партии и комсомола студентов и преподавателей, выражали им политическое недоверие. Отстраняли от учебы молодых ребят за то, что их родители оказались «врагами», репрессированы. Вспоминали о тех, кто когда-то высказался неодобрительно о делах в институте, о порядках в подшефных колхозах; многим приходилось отрекаться от своих прошлых «ошибок», публично отказываться от неблагонадежных родителей и родственников. Газетные полосы были заполнены материалами о процессах против разного рода уклонистов, саботажников, вредителей.
В эти дни я несколько раз встречал моего профессора. Он сидел на собраниях тихо, стараясь оставаться незамеченным. Его чисто выбритое, загорелое лицо было мрачным. Раньше он любил выступать, заводил дискуссии, разговаривал со студентами, а теперь все больше держался особняком от всех, стал молчаливым и хмурым.
Я замечал, что профессор чем-то встревожен, но надеялся, что это ненадолго и не связано с мрачными событиями, которые происходят вокруг нас.