– Извините, не совсем улавливаю…
– Светлана Анатольевна звонила насчет нас… Час назад.
– Ах да, конечно… Присаживайтесь, господа, прошу вас.
Мы присели.
– Чем могу быть полезен?
– Не придуривайтесь, любезный, – грубовато заметил Каплун. – Вы прекрасно знаете, что нас интересует. Где Атаев и где мальчик? Обещаем, дальше этой комнаты сведения не пойдут.
Мне показалось, подставной директор не понял, о чем речь, но я ошибся. Внезапно он вытянулся над столом, выпятил худую грудку и буквально завизжал:
– Как вы смеете?! На что намекаете, сударь?
Вспышки неадекватной показушной ярости в россиянском интеллигенте дело обычное, но я все же слегка оторопел – слишком неожиданный переход. Не то – Каплун. Он вскочил на ноги и гаркнул:
– Остынь, борода! Будешь вопить – в рыло дам!
Предостережение подействовало: директор мгновенно успокоился, на лице возникла задумчивость. Возможно, удивился, почему его обозвали бородой, тогда как у него не было даже усов. Ответил в привычно-обиженной манере:
– Насчет Руслана Атаевича ничего не могу сказать, господа. Сами понимаете, он мне не докладывает о своих передвижениях. Что же касается мальчика… Светлана Анатольевна, смею вас уверить, женщина чувствительная, одухотворенная, но в силу своей поэтической натуры склонна к преувеличениям.
– К каким преувеличениям? – не выдержал я. – Выражайтесь, пожалуйста, яснее. Исчезновение сына – преувеличение?
– Почему бы и нет? – седенький хохолок воинственно дернулся. – Не исключаю. Судите сами, господа. Если бы мальчика, как уверяет мадам, похитили, наверняка затребовали бы выкуп. А тут – молчание. И потом, в случае похищения Руслан Атаевич безусловно принял бы все необходимые меры.
– Но он же в отъезде? – удивился Каплун.
– Ничего не значит, – взгляд из-под очочков блеснул покровительственно. – Руслан Атаевич нам, грешным, не чета. Когда надо, сразу появится. Значит, все под контролем. Что касаемо его многоуважаемой супруги, за ней и прежде водились странности.
– Какого рода? – спросил я.
– Как же, то одно, то другое. Дамочка, повторю вам, мечтательная, не от мира сего. В офис редко наведывалась, но уж коли явится, обязательно начудит. Ей Руслан Атаевич поручил благотворительность, вот она и фонтанировала идеями. Последний раз надумала бесплатную столовую открыть. Пришла со сметой. Я пытался вразумить: голубушка, говорю, Светлана Анатольевна, для кого столовую?
Отвечает, дескать, для несчастных, кои от голода пухнут на помойках. Опомнитесь, говорю, голубушка, вы хоть видели этих самых страдальцев? Это же все коммуняки недобитые, которые спят и видят, как бы Сталина вернуть на трон. Им не столовую, им братскую могилу отрыть одну на всех, чтобы не мешали прогрессу.
Я с тоской взглянул на Каплуна, слушавшего открыв рот. Он тоже, видно, понял, что тянем пустую фишку, и все же уточнил:
– Не совсем понятно, любезный, какая связь между бесплатной столовой и похищением мальчика?
– Самая прямая. Если в голове у человека каша, это проявляется во всем. Мамочка в облаках витает. Мало ли что ей померещится. Вполне возможно, Руслан Атаевич, как благородный отчим, забрал мальчика с собой на уикенд. Возможно, в Париж. Или еще куда-нибудь. Ничуть не удивлюсь. А дамочка, естественно, будучи в расстроенных нервах, катит волну… Вдобавок, но это строго между нами, у Светланы Анатольевны дурная наследственность. Дети за родителей не отвечают, но все же. Ведь ее родной отец, как выяснилось, подвизался на ниве народного просвещения. Вы, молодежь, не помните, но поверьте на слово человеку, пострадавшему от большевиков. Министерство образования, где работал ее так называемый папаня, было одним из натуральных центров сатанизма. Писатель Оруэлл в своем знаменитом романе назвал его Министерством правды. Чувствуете сарказм? Так вот, по иронии судьбы…
Каплун начал раздуваться на глазах, будто утренний хмель только сейчас бросился ему в голову, и не знаю, чем кончился бы разговор, но тут приоткрылась дверь и в кабинет заглянул опрятный молодой человек в скромной чиновничьей блузе. Не обращая внимания на директора, поманил нас красноречивым жестом, загребя воздух двумя руками и при этом подмигивая, как проститутка:
– На одну минуту можно вас, господа! Буквально на одну минуту.
Мы с облегчением выскочили из кабинета, не попрощавшись, да это и не требовалось. Кузьма Савельевич впал в пропагандистский раж и продолжал витийствовать. Следом за нами в коридор донеслось:
– …Вешать краснопузую сволочь на телеграфных столбах… Бить канделябрами…