Увидел двух рослых черноволосых парней, постарше его на два-три года, и с ними стройную, тоже смугловатую девушку, пожалуй, его ровесницу. От ее бледного личика, на котором сияли изумительной сини глаза, не сразу смог оторваться.
– Попался, – удовлетворенно заметил один из парней. – Купальщик хренов. Русский собака, шпион-федерал.
– Ага, – радостно отозвался второй. – Зачем вытащил, Рахмет? Давай опять утопим.
– Нет, – возразил первый. – Сперва будем пытать. Пусть скажет, чего вынюхивает в горах.
Саша понял, дела его плохи, парни явно отвязанные, а красивая горянка смотрела на него, как на насекомое, презрительно поджав губки. Бежать некуда: позади озерко с ужасающим, хлюпающим пузырем посередине, впереди тропа и на ней дозор.
– Вы ошиблись, ребята, – произнес заискивающе. – Я не шпион. Я у дедушки Шалая в гостях.
Услышав такое, парни загоготали, а девица еще больше поскучнела.
– В гостях! У Шалая! – повторил Рахмет как добрую шутку, и товарищ его поддержал:
– Внучек объявился. Наверное, прямо из Москвы.
– Точно, – подтвердил Саша. – Из Москвы.
Парни враз посуровели.
– Наглый, – сказал Рахмет и обернулся к девушке: – Наташа, что с ним делать?
Девушка заговорила на незнакомом языке – голосок мелодичный и нежный. Рахмет ее выслушал и уточнил у друга:
– А ты как думаешь, Габай?
– Зачем тащить далеко, – ответил тот с досадой. – Отрежем уши. Принесем Аглаю. Какой разница?
Девушка вдруг замахнулась на него ладошкой – и парень со смехом отскочил. Она опять заговорила – быстро, взволнованно, гортанно, сверкая в гневе глазами. Между ними затеялся нешуточный спор, причем парни тоже перешли на свой родной язык. Саша ничего не понимал, но чувствовал, что его участь зависит от девушки с русским именем и с неземной синью в очах. Не то чтобы она его жалела, это вряд ли, скорее с пылом защищала что-то, казавшееся ей справедливым. Он улучил момент и вмешался:
– Парни, что вы в самом деле. Скоро вернется дедушка Шалай – и все объяснит. С какой стати мне врать. Я же похищенный.
– Он не просто наглый, – с горечью заметил Рахмет. – Он от страха ум потерял. Надо быстрее вешать.
Девушка обратилась к нему по-русски, и он отметил в ее речи какое-то неуловимое сходство с манерой говорить старика Шалая – почти никакого акцента и чересчур правильно расставленные слова:
– Тебе лучше признаться, чужеземец. Иначе тебя убьют.
– В чем признаться?
– Кто ты? Как попал сюда?
– Я же сказал, я похищенный. Меня сюда привезли.
– Ты плохо придумал, мальчик. Тот, кого ты называешь дедушкой Шалаем, – в ее глазах промелькнуло участие, – не может иметь с тобой ничего общего.
– Почему?
Рахмет и Габай звонко хлопнули себя по ляжкам и один воскликнул убежденно: – Пора гасить! – второй добавил авторитетно: – Русский собака лучше сразу резать, говорить не надо, – и в подтверждении этой мысли ухватился за нож, болтавшийся на поясе в кожаном чехле. Было бы смешно увидеть такую сцену в кино, но Саша понимал, что это отнюдь не кино, и намерения у парней серьезные. Девушка Наташа не ответила на его вопрос, внимательно его разглядывала, задержавшись взглядом на кроссовках.
– Мальчик, ты не мог забраться так высоко один. Где твои друзья?
– Он мог, – вставил Рахмет, цыкнув зубом, – его сбросили на парашюте. Они иногда так делают.
Саша сказал:
– Я сам не все понимаю, но говорю правду. Меня привезли из Москвы к дедушке Шалаю. Он куда-то ушел, но скоро вернется.
– Забудь про своего дедушку, – посоветовала горянка. – Он разговаривает с небесными жителями, такие, как ты, его не интересуют… Как тебя зовут?
По какому-то наитию Саша впервые назвался чужим именем:
– Камил. Меня зовут Камил. Хотя еще вчера звали по-другому.
Эти слова произвели на всех троих сильное впечатление.
– Видишь, Ната, совсем худой башка. Или притворяется идиотом. У русских это получается всегда хорошо.
Габай завел старую песню:
– Надо немного пытать. Потом отрежем уши. Аглай даст сто баксов. Гулять будем. Наташке сапоги купим. Чем плохо?
– Правильное решение, – согласился Рахмет. Саша и глазом не успел моргнуть, как на него навалились. Он не сопротивлялся. Через минуту оказался примотанным к дереву, да так умело, едва шею мог повернуть. Привязали тонкой, прочной бечевкой, которую парни, по-видимому, носили с собой на всякий случай.