– Перестань про девушку, – нахмурился старик. – Запомни, она не для тебя.
Саша не обиделся. В полутемной лачуге с тускло тлеющей керосиновой лампой он чувствовал какое-то вязкое расслабление, но не болезненное, скорее приятное. За этот день все прошлое, все, к чему привык, отодвинулось куда-то далеко-далеко, единственной реальностью стали горы, а самым близким человеком – вот этот таинственный старик с недовольным, нахмуренным лицом. И это его не огорчало. Старик был тоже не тот, что вчера. Между ними затеплился хрупкий огонек родства. Больше того. Все происходило так, как и должно быть.
– Я не про это… Пусть не для меня. Но она не замороченная. И почему-то тоже не поверила, что я у вас живу. Почему?
– С чего ты взял, что здесь живешь?
Настал черед удивиться Саше.
– Дедушка, вы же сами говорили?
– Что говорил?
– Ну, что я вроде как на обучении. Сказали, что у меня много обязанностей – прибираться по дому, готовить еду – и все такое. Ну вроде прислуги.
Старик уже вооружился трубочкой.
– Как тебя зовут, помнишь?
– Камил, если хотите. – Саша вторично попробовал на зубок новое имя: что-то в нем было упругое, круглое.
– Правильно, Камил. Но это на поверхности. В душе ты еще долго будешь маленьким гяурчиком. Вековой мрак развеется не скоро. Надежда есть однако. Мне понравилось, как ты терпеливо висел на дереве. Не всякий на такое способен. И все равно, пока не почувствуешь себя Камилом по-настоящему, тебе в горах никто не поверит. Ни одна душа. Будут принимать за обыкновенного лазутчика.
Саша открыл рот, чтобы еще о чем-то спросить, но за дверью началась возня и послышалось тихое поскуливание.
– Бархан пришел, – морщинистое лицо старика потеплело. – Пойдем, познакомлю.
– Кто такой Бархан?
– Здешний пес, не бойся. На охоту ходил. Может, принес чего-нибудь.
На дворе их встретил огромный рыжий кобель с могучими лапами, с массивной башкой и с осанкой быка. Именно так в представлении Саши выглядела собака Баскервилей. На мальчика пес не обратил никакого внимания, подскочил к старику и, бешено виляя хвостом, уткнулся в колени. Замер неподвижно. Старик с нежностью потрепал его по холке, почесал за ухом. Пес издал благодарное урчание, словно был котом.
– Ну, ну, поздоровались и хватит, – растроганно пробормотал старик. – Где тебя носило, Бархан? Целую неделю глаз не казал. А коли со мной что случилось бы?
Пес виновато тявкнул – и глубже зарылся в колени.
– Ладно, перестань. Видишь, мы не одни. А ну-ка познакомься с гостем. Его зовут Камил. Как он тебе?
Пес отступил на шаг и посмотрел на Сашу. То, что он вел себя совершенно по-человечески, не удивило мальчика, но озадачил блеск в алых в полумраке глазах – пес явно усмехался, дескать, понимаю, хозяин. Видали и раньше таких поселенцев.
Саша присел на корточки, протянул руку.
– Дай лапу, Бархан.
Пес перевел удивленный взгляд на хозяина. Старик объяснил:
– В городе у них так заведено, чтобы лапу подавали. Ничего, Бархаша, уважь парня. У него трудный день. Чуть на дереве не угорел.
Пес зевнул, обнажив желтоватые, стесанные на концах клыки, поднял тяжелую лапу как бы в римском приветствии и опустил Саше на плечо. Мальчик мог поклясться, что в глазах зверя прыгали веселые искры смеха. Уважительно почесал ему подбрюшье. Он не сомневался, что они поладят, вопрос лишь в том, кто будет главным. Судя по царственной повадке, Бархан вряд ли уступит первенство.
– Замечательный пес, – произнес с восхищением.
– Еще бы, – ответил старик. – Это тебе не моська городская. Пара волков ему на один прикус… Давай, Бархаша, покажи, что принес. Не томи.
Пес радостно взвизгнул и метнулся в кусты. Вернулся со здоровенным, задавленным зайцем в зубах – и аккуратно положил его у ног хозяина. Сел, склонив голову набок: как вам, мол, гостинец? Хорош, а?
– Спасибо, старина, – растрогался старик. – Без тебя давно с голоду подох бы.
Перед сном, когда Саша улегся на коврике возле очага, укрывшись старым ватным одеяльцем, а дедушка Шалай дымил трубочкой в темноте, еще немного поговорили. Пес поразил воображение мальчика, и он чувствовал себя почти счастливым.
– Дедушка, он что же, понимает человеческий язык?
– Человека все звери понимают, это немудрено. Собака – тем более. Она, Камил, древнее нас. Когда мы с тобой еще в Божием замысле пребывали, она уже по горам рыскала. Они нас понимают, мы их нет – вот в чем беда.
…С утра старик учил его молиться. Саша должен был повторять длинные фразы на языке, которого прежде не слышал. В нем было много певучих звуков, но внезапно они перемежались почти змеиным шипением. Когда Саша со второго, третьего раза попадал в тон, старик хвалил его легким наклоном головы, но если ошибался, больно тыкал в бок сухими костяшками пальцев. Оба стояли на коленях шагах в пяти от хижины, и еще надо было время от времени упираться лбом в землю. Пес Бархан сидел неподалеку, наблюдал за ними и хрипло подвывал в особо чувствительных для его слуха местах. Тычки в бок были болезненные, но Саша с трудом сдерживал смех, особенно когда к молитве подключался рыжий пес. Он попытался выяснить, о чем они молятся, но старик ответил, что это неважно: оказывается, от молитвы больше пользы, если ее смысл остается во мраке. Молятся не словами, а сердцем. Саша спросил: нельзя ли в таком случае хотя бы узнать, к какому Богу они взывают, – и за это получил вдобавок к тычку увесистый подзатыльник.