Как любой гренадер, он мог управлять любым кораблем в Галактике, даже и в экстренном режиме, хотя это не было главным в его профессии. Капитан ничем не рисковал, отдавая ему управление: тренированный гренадер сделает это лучше, чем он, годами ходящий по одному маршруту на одних и тех же графиках.
— Гренадер, гренадер, — ворчал он, опуская грузное тело в кресло дублера рядом с Легином. — Это очень вовремя. А то б я не удержал, сорвал бы гипер, лязнулись бы мы. Отвык я. Четырнадцать ведь лет на этой посудине каждую неделю. Гипер за Новым Солнцем, гипер за Толиманом, и прилетели… А тут экстренный гипер, да я ж лет пятнадцать как на экстренных не ходил…
— А в чем дело, господин капитан? — осведомился Легин, освоившись наконец с управлением. — Почему экстренный?
— Э-эхх… — махнул капитан рукой, с сомнением глядя на Легина. — Лейтенант… Какая- то каша в Космопорте… Приказ по Звездному флоту: минуя промежуточные станции, на экстренных идти в Космопорт, неустойки флот берет на себя… — Помолчав, старик осторожно добавил: — С вашими, с Конфедерацией какая-то буча.
Легин поднял левую бровь.
— Что?
Капитан долго с сожалением кряхтел, потом проговорил:
— Да вроде Его Величество предъявил Конфедерации ультиматум.
Легин сжал зубы.
— А точнее?
— Не знаю я, лейтенант! Не знаю! — вдруг взмахнул красными руками толстяк. — Ну не знаю! Приказ по флоту: идти в Космопорт на экстренных гиперах. И все. И без объяснений. И точка. — И, без перехода: — Связь, включите, что ли, «нулевку», ну в самом деле, хоть узнать, чего там, едритьевовдушу.
Связист за дальним пультом принялся нашаривать в эфире «нулевку», диапазон, слышимый через гиперпространство по всей Галактике, а Легин тем временем, отслеживая программу, уже негромко командовал:
— Штурман, снимите у себя Т-режим с графиков и вводите мне. Энергия, что у вас?
— Девяносто шесть шестьдесят, — отозвался энергетик, а навигаторы наперебой забормотали:
— Конец восьмой стадии. Курс расчетный. Кривизна траектории расчетная. Ориентиры расчетные. Пеленги есть. Пеленг бакенов есть.
И тут громко, с вечным своим металлом в голосе заговорил в рубке Сергей Смеянцев, диктор радио «Космопорт Галактика», самой мощной радиостанции во Вселенной — голос этот был знаком миллиардам людей в Галактике и уж, во всяком случае, всем, кто в последние пятнадцать лет имел отношение к космическим полетам. Передачи «Космопорта Галактика» можно поймать где угодно, в самых отдаленных уголках Галактики; и если наравне с ними в ближней ее части слышны в «нулевке» и «Земля- Один», и «Планета Земля», и «Радио Галактика», и сотни других станций, то, к примеру, в районе Ядра хорошо принимаются только «Земля-Один» и «Космопорт Галактика», а на противоположном конце Галактики радиобакены «нулевки» доносят до редких поселенцев только сухие голоса дикторов «Космопорта».
— …поддавшись провокационным слухам, — читал Смеянцев, — правящая верхушка Конфедерации человечеств развязала невиданную истерию лжи и обмана в отношении работающих в Конфедерации подданных Галактической Короны. Любой и каждый Наш подданный принужден был проходить официальную унизительную процедуру регистрации, не говоря уж о других ущемлениях прав и свобод Наших подданных.
— Что за бред, — фыркнул было первый штурман, но вся полетная бригада на него тут же грозно закашляла.
— С этой же лавиной клеветнических слухов и измышлений связываем Мы тот факт, — продолжал диктор, — что вся сеть дипломатических представительств правящей верхушки Конфедерации человечеств в последние месяцы оказалась втянута в невиданную доселе в отношениях Нашей империи и этой так называемой исторической прародины человечеств кампанию подзуживания и намеков, направленную на то, чтобы усилить прискорбные центробежные тенденции и ускорить отпадение от Короны нескольких планет, именовать которые здесь было бы излишним и которые давно являются предметом вожделений растленных военно-промышленных, плутократических и иных кругов Конфедерации человечеств.
— Манифест Пантократора, — мрачно пробормотал капитан.
По спине Легина полз холодный пот. Происходило нечто чудовищное, неслыханное. И, увы, весьма укладывающееся в настроения последних лет, когда бывать в Империи стало почти физически невозможно из-за атмосферы безнадежной, душной тревоги, мучившей всех неосознаваемо, но неотступно.
В эфире повисла тягостная тишина, пробиваемая лишь слабо попискивающими маяками.
Легин ощущал себя в нелепом положении. Он, офицер Космофлота Конфедерации, вел сейчас корабль Звездного флота Империи — в те минуты, когда в эфире звучали эти чудовищные слова и уже не было никакого сомнения в том, что будет сказано сейчас.