Размышляя так, Андрей взбирался в гору. Позади остались парки, примыкающие к набережной, виллы, что скрываются среди кипарисов и чье присутствие выдают лишь каменные ворота в стиле модерн. Остались позади и улички двухэтажных каменных домиков с шумными внутренними дворами либо маленькие пансионаты, которые растянулись на сотни миль по всем берегам Черного и Средиземного морей - от Батума до Гибралтара, где утром горстка небогатых постояльцев встречается за скучным завтраком, а вечером за невкусным обедом. И ночью, обнимая своего возлюбленного, подруга горячо шепчет ему на ухо: "Уедем! Уедем немедленно из этой дыры! Здесь больше существовать нельзя!"
Выше пошли улички татарских домов, без окон наружу - за дувалами, сложенными из камня. Над дувалами видны вершины фруктовых деревьев, а порой через каменную изгородь свесится виноградная, пока еще даже без листьев, лоза.
Андрей долго не мог отыскать нужный дом, хотя, казалось, дорога к нему два дня назад была проста - ведь никуда не сворачивали. Потом остановился в гнутом, без окон и домов, переулке, словно в траншее, пробитой каким-то землеройным насекомым, и постарался сообразить - ведь был он здесь два с половиной года назад, осенью, вечером. Представь, голубчик, как это могло выглядеть осенним вечером?
Деревянная калитка в доме, к которому направился после некоторого раздумья Андрей, открылась, будто его там ждали.
В калитке стоял, почесывая босыми пальцами одной ноги икру другой, юноша - Андрей сразу его узнал - ведь видел его подростком всего два дня назад. Это был ялтинский родственник Ахмета, который приносил им тогда фрукты и напиток.
- Добрый день, - сказал Андрей.
- Добрый день, - как эхо, только тоном выше подхватил юноша.
- Я ищу Ахмета Керимова, - сказал Андрей.
Юноша ничего не ответил, а отвел взгляд в сторону, будто его заинтересовали голуби, опустившиеся на забор.
- Вы меня слышите? - сказал Андрей. - Я ищу моего друга, Ахмета Керимова. Я друг Ахмета Керимова, - Андрей готов был говорить по складам, чтобы вбить слова в упрямую голову юноши. - Мне нужно видеть Ахмета. У меня к нему важное дело.
- Что такое? - раздался голос из глубины двора. Спрашивали по-татарски. Андрей отлично понимал и говорил по-татарски. Как и Коля Беккер. Татары в Ялте были глубоко убеждены, что русские их языка не знают - то ли неспособны, то ли им не дал такого счастья Аллах. И им странно даже допустить, что в том же Симферополе татары и русские, одинаково небогатые, живут рядом в одинаковых скромных домах и вместе играют и учатся. Ведь на Южном берегу Крыма русские - это большей частью отдыхающие или болезненные люди. И их дети, конечно же, не играют с татарами.
- Тут пришел человек, - ответил юноша.
- Зачем пришел?
- Хочет видеть дядю.
- Откуда пришел?
Рядом с юношей в проеме показался пожилой татарин, который щелкал орешки. Его лицо тоже было знакомо Андрею. Он холодно смотрел на Андрея, который поклонился ему.
- Простите, - сказал Андрей все так же по-русски. - Я был в этом доме давно, осенью четырнадцатого года. Мы приезжали сюда, к Ахмету. Ахмет мой друг. Потом приехала полиция, нас схватили и увезли. Но Ахмет убежал. Вы помните?
- А что тебе нужно? - лениво спросил пожилой татарин.
- Мне нужен Ахмет Керимов.
- Я не знаю такого человека, - сказал пожилой татарин. Но калитку они не закрывали. Хотели послушать, что еще скажет Андрей.
- Я убежал из полиции, - сказал Андрей. - Я давний друг Ахмета. Я был у него в доме в Симферополе.
- Странный человек, - сказал юноша по-татарски, глядя мимо Андрея. Ему сказали, а он не понимает. Это нехорошо.
- Вы мне не доверяете, - сказал Андрей. - Может быть, вы правы. Но тогда позвольте мне написать письмо для Ахмета. Когда он придет к вам, вы дадите ему мое письмо.
- Я не знаю Ахмета, - сказал пожилой татарин.
- Но вы возьмете мое письмо?
- Я не возьму письмо, - сказал татарин и ушел внутрь двора.
- У вас есть бумага и карандаш? - спросил Андрей.
- Откуда в нашем бедном доме карандаш и бумага? - спросил юноша.
- К сожалению, у меня сейчас нет денег, - сказал Андрей. - Дайте мне взаймы лист бумаги. Потом я верну.
- Пускай пишет, - донесся голос изнутри. - Проведи его на айван, пускай пишет.
Андрей тут же сделал движение вперед и этим удивил юношу.
- Ты куда? - спросил тот.
- Я хочу пройти на айван, - сказал Андрей по-татарски, - чтобы ты принес мне карандаш и бумагу и я написал письмо твоему дяде Ахмету.
- Что? - юноша был потрясен.
- Сколько тебе говорить? - Андрей отстранил его.
Юноша молча шел следом.
На галерее Андрей увидел низкий столик. Женщины, что выбивали ковры, быстро ушли со двора, прикрывая лица платками, но смотрели на Андрея заинтересованно и весело. Он отметил, что внутрь дома его не пригласили.
Пожилой татарин встал в отдалении.
- Вы желаете есть? Или пить? - спросил он.
- Спасибо, я выпью катыш, - Андрей решил, что к кумысу принесут лепешку.
Он написал записку Ахмету. В ней сообщил, что приехал в Ялту. Ждет Лидочку. Хотел бы видеть Ахмета. Что он придет за ответом завтра.
Когда он кончил писать, юноша принес поднос с оловянным кувшином с кумысом и лепешку на тарелке.
Из-за занавески, прикрывавшей вход в дом, был слышен женский смех. Малыш на толстых, перетянутых ниточками, ножках приковылял на веранду и замер в изумлении перед зрелищем настоящего чужого человека. Он протянул руку к блестящей пуговице на тужурке Андрея.
Андрей старался пить кумыс медленно, чтобы съесть побольше лепешки, не показавшись голодным, - из-за занавесок за ним наблюдали.
Пожилой татарин кончил читать записку, передал ее юноше, который унес ее в дом.
- Может быть, Ахмет завтра придет, - сказал пожилой татарин. - Может, не придет. Тебе есть где жить?
- Я еще не знаю, - сказал Андрей.
- Мы не можем оставить тебя здесь. За этим домом могут следить.
- Даже сейчас?
- Может быть. Тебе нужны деньги, эффенди?
- Я буду благодарен вам, - сказал Андрей.
Татарин протянул Андрею двадцать пять рублей. На устах императора Александра II блуждала загадочная улыбка.
- Я тебя помню, - сказал татарин. - Ты Берестов. Андрей. Ты убил своего отчима и его женщину.
- Это придумали. Я никого не убивал.
- Ахмет тоже так думает. Значит, я тоже так думаю. Завтра приходи вечером, когда темно, и не приведи за собой никого.
- Хорошо, - сказал Андрей.
***
Обретенная вера в человечество, подкрепленная кумысом, лепешкой и двадцатью пятью рублями, сразу изменила краски мира на куда более радужные. В конце концов все складывается отлично. Татары узнали его и оказались людьми порядочными, и Ахмет, разумеется, скоро появится. Впрочем, при таких деньгах мы - миллионеры! Денег должно хватить до Симферополя - до тети Маруси.
Андрей понял: вот чего он хочет более всего - увидеть тетю, посидеть с ней за чаем в низенькой комнатке в Глухом переулке, а потом заснуть на своей железной койке с шарами на спинках, из которой он давно вырос, но так привык поджимать ноги, что поджимает их и на вольных диванах.
- Значит - в Симферополь! А пока хорошо бы взглянуть на дом Берестовых.
Андрей поднимался по улице к дому отчима, не таясь и, в общем, не опасаясь нежеланной встречи. Он был здесь чужой.
Осознание собственной чужеродности пришло не сразу - только сейчас, когда большая часть дня уже миновала.
В Андрее все более накапливалось реальное осознание прошедшего времени. Оно складывалось из малых деталей - из того, как вырос татарский мальчик, превратившийся за несколько минут в юношу, из того, как облупилась краска на новеньком вчера фасаде гостиницы "Крым", как изменились - сказочно и невероятно - газеты и те новости, что они сообщали. Как изменилось все подчеркивая этим, что совсем не изменился Андрей. И не только осталась царапина на тыльной стороне кисти, не только не постарела кожа лица - не одряхлела одежда. Нельзя же носить студенческую тужурку два с половиной года и вовсе ее не износить! Нельзя же - Андрею даже стало на секунду смешно - не менять столько времени нижнего белья и не заметить такого конфуза. Люди вокруг за это время износили множество носков и панталон. Все, за исключением Андрея Берестова. И, вернее всего, Лидии.