- Я хотела сдавать, - сказала Нина из-за перегородки - Андрей уже погасил лампу у себя, дверь в соседнюю комнату была открыта, и была видна длинная тень Нины, которая ходила там, раздевалась, что-то еще делала, порой заглядывала в комнату к Андрею. - Сейчас в Симферополе довольно много приезжих - с севера едут, тут теплее и сытнее, можно сдать, но как-то даже на вокзале предложила одной паре - милые такие люди, но им не понравилось они сказали, что представляли все каким-то горным, южным, а здесь почти подвал. Больше я не сдавала, не предлагала. Впрочем, мне много не нужно - на хлеб хватает, и Бог с ним... - последние слова звучали совсем уж по-старушечьи.
Андрей ничего не сказал.
- Ну что ж, будем спать, - промолвила Нина. Заскрипели пружины ее кровати. Потом как шуршание бумаги - ее шепот - она молилась.
За окном было синее небо и на нем как нарисованная луна. Точно такой же вид был его окна - окна их выходили в одну сторону.
Вот сейчас в соседней комнате лежит девушка, которая мучается оттого, что она одинока и никто не хочет ее обнять, целовать, сделать женой. И может быть, она даже ждет, что я приду к ней - ведь она оставила дверь открытой. А совсем недавно я сам мучился - я хотел, чтобы меня целовала Глаша - и Глаши нет давным-давно.
У меня еще не зажила царапина на пальце, а Глаша уже превратилась в прах.
Заскрипела кровать в соседней комнате.
- Ты не спишь, Андрюша? - спросила Нина.
Андрей не хотел было отвечать, а потом подумал, что этим он может обидеть Нину.
- Нет, не сплю, - сказал он.
- А какая она, твоя девушка? Я ее знаю? Она здешняя?
- Нет, она из Ялты.
- Коля мне говорил о ней?
- Может быть, - Андрей не стал спорить, но он знал, что Коля никогда не делился с сестрой своими тайнами. И относился к ней снисходительно, а порой и с презрением.
- Ты любишь ее как женщину или платонически?
- По-разному, - сказал Андрей. - Когда как...
- А вы были... вы были с ней близки?
- Нет, - сказал Андрей и удивился собственному ответу - об этом он не думал.
- Если ты был близок с другой девушкой, ты бы ей не изменил?
- Не знаю, - сказал Андрей.
Кровать Нины заскрипела резко, как будто она подпрыгнула на ней. Но тут же зашлепали шаги - оказывается, Нина пошла на кухню. И слышно было, как журчит вода, - она наливала себе из чайника.
- Ты хочешь пить? - спросила Нина громко.
- Спасибо.
- Так принести или нет?
- Спасибо, принеси.
Нина вошла, подобная привидению. Нечто белое, высокое, грациозно плывущее в воздухе, чуть касаясь земли.
Она была в одной рубашке. Волосы были распущены.
Луч лунного света, упавший на нее, высветил голубизну лица и ослепительно вспыхнул в стакане с водой.
Андрей привстал - неловко принимать от дамы воду лежа, если ты не болен, но привстав, он замер, так как понял, что совсем обнажен и его движение может быть неправильно истолковано.
Нина присела на край кровати, и жидкие пружины сжались так, что Андрей съехал к краю, навалившись бедрами на Нину, но та словно не заметила этого и, наклонившись, подложила ладонь под затылок Андрея, приподняла его голову, чтобы удобнее было пить - от этого движения висок Андрея коснулся ее груди от Нины исходил такой жгучий жар, что Андрею почудилось: вода сейчас окажется горячей. Но вода была прохладной.
- Пей, - шептала Нина, - пей, мой милый...
И в шепоте было столько страсти, словно Андрей пил не воду, а амброзию, после чего должен кинуться в вакхические пляски...
Парадокс этой сцены был в том, что Андрей даже в горячей, шипучей темноте отлично знал, что на постели, прижимаясь к нему бедром и грудью, сидит сестра Коли, существо некрасивое, доброе и обделенное жизнью. Он отлично понимал, что Нина ждет от него ласки, что ей страшно и одиноко в этом пыльном паучьем доме, но Андрей не мог соответствовать ей.
- Ты напился? - спросила Нина.
- Спасибо.
Нина молчала. Андрей слышал, как она дышит - легко, но часто, как собака, учуявшая хозяина.
- А ты Колю давно видела? - спросил Андрей.
- Он в Севастополе, - сказала Нина. - Он поступил во флот.
- Это очень интересно, - сонно сказал Андрей.
Он со вкусом потянулся в постели - пружины взвизгнули от такого насилия.
- Ну, спокойной ночи, - сказал он.
- Спокойной ночи, - печально сказала Нина.
Андрей стал уже засыпать. Завтра с утра надо пойти в свой дом, может быть, там есть какие-нибудь вести от тети Маруси или от Лидочки. Тетя Маруся с ее любовью к письмам наверняка оставила ему весточку. И Андрей даже знал где. В правом ящике его письменного стола. Как всегда. Об этом только они с тетей Марусей знали... И что же, она больше не напишет?..
Мысли покатились куда-то с горки... Но тут кровать вздрогнула, Андрей чуть не свалился - так резко вскочила Нина.
- Я тебя ненавижу! - закричала она. Андрей рывком сел на кровати, не совсем
соображая, что же произошло.
- За что? - глупо спросил он.
- Как ты смел... как ты смел захрапеть?
Нина рыдала в той комнате, но Андрей не посмел ее утешать.
***
Когда Андрей проснулся, его взгляд упал на вершины тех же тополей, что росли и перед его окном. Но он спал не дома, а в комнате Коли Беккера, и ночью случилась глупая история с Ниной, и та на него обиделась. Наверное, она права, потому что, окажись на ее месте красивая девушка, он вел бы себя иначе.
Андрей спустил ноги на пол и встал, стараясь не шуметь.
Затем быстро оделся и прошел в большую комнату. Там было пусто. Дверь в маленькую комнатку, где спала Нина, была открыта. Кровать ее измята, не убрана, но Нины не видно.
Андрей обошел весь домик - благо, там негде было спрятаться. Никаких следов Нины. Какая-то тайна "Марии Целесты". Андрей прошел на кухню. Чайник был холодный. Часы с маятником в большой комнате прохрипели восемь раз. На вешалке в прихожей было несколько разных пальто, плащей, накидок различной степени ветхости.
Тогда Андрей пришел к выводу, что Нина побежала с утра на базар, чтобы что-нибудь купить гостю на завтрак. Неизвестно было, сколько ждать хозяйку, и Андрей, умывшись, решил, что пока суд да дело, он сходит к себе. Он взял ключ со стола и натянул тужурку.
Выйдя из калитки, он посмотрел в обе стороны вдоль переулка, не желая, чтобы его увидели - Бог его знает, какие указания дал Вревский на подобный случай. Переулок был пуст, заборы высоки, и вряд ли кто увидит его из окна.
Андрей вошел в калитку своего дворика. Здесь следовало быть осторожнее, потому что в этот же двор выходили окна соседнего дома. Но терять нечего - и Андрей быстро прошел к чуть покосившейся двери. Рука с трудом повернула ключ в заржавевшем замке. Андрей потянул дверь на себя, она нехотя открылась, и изнутри дома повеяло подвальным сырым холодом.
В прихожей было темно, и влажный холод отбил знакомый запах дома.
Андрей вошел в маленькую гостиную. Здесь было еще холоднее, чем в прихожей. Стол был без скатерти - темный и сырой, зеркало запотело наверное, из-за того, что сквозь щели в окнах в зимний мертвый дом начал проникать весенний теплый воздух.
Вещей стало куда меньше - видно, многое из мелочей добрые соседки разобрали по домам. Андрей заглянул в комнату тети - ее кровать была аккуратно заправлена, но не так, как это делала тетя Маня. Андрею стало больно. Наверное, потому, что кровать - это самое свое. И если ее заправили не так, как привычно, значит, тебя уже нет окончательно.
Андрей стоял, глядел на тетину кровать и плакал. Он сам не замечал, что плачет. Он, наверное, лет пять уже не плакал. А тут заплакал. Только когда слеза покатилась по щеке и капнула на руку, Андрей понял, что плачет, и перестал плакать.
Надо взять с собой тетину фотографию - где же альбом? Вот он, под зеркалом в большом ящике вместе с девичьими дневниками тети, которые она вела лет сорок. Альбом распух от фотографий - визиток толстых дам и суровых чиновников, групповых и семейных снимков на картонных паспарту со множеством медалей на обороте над именем и адресом фотографа.
Андрею жаль было оставлять альбом здесь, в холоде и сиротстве. Но взять его с собой он не мог. Андрей перелистал его и отобрал две фотографии тети Мани - девичью и взрослую в пенсне, а также снимок матери, неудачный, расплывчатый. Почему-то мать не любила фотографироваться, или, может быть, фотографии ее остались у Сергея Серафимовича? Почему мы ни о чем не думаем вовремя? Где их теперь искать?