— А зачем? — упрямо повторил Андрей. — Раньше тобой правили из Петербурга, издалека, а вместо господ далеких вы хотите посадить себе на шею своих, местных — так они будут похуже петербургских. Поглупее.
— С этим тоже можно поспорить, — сказал Ахмет. — У нас общая история, общий язык, главное — общая вера. А тебе я напомню — зачем вы, русские, устраивали битву на Куликовом поле? Хотели вместо господ далеких, ордынских, посадить себе на шею своих?
— Все, сдаюсь! — засмеялся Андрей. — Ты победил меня формальной логикой. По тебе Сорбонна плачет.
— Мы будем посылать наших детей в Сорбонну, — сказал Ахмет.
С каждой минутой воздух становился теплее и влажнее. Пахло морем. Все чаще на дороге встречались прохожие, большей частью татары из деревень, что были расположены вдоль дороги и над Ялтой, где разводили виноград и пасли овец.
— Ты думаешь, что судьба империи тревожна? — спросил Андрей.
— Я уверен. Ты не представляешь, что творится в других местах. Я знаю, что Грузия и Армения готовы отложиться, что независимости требуют Польша и Финляндия, Эстляндия и Курляндия.
— Бред какой-то! — в сердцах воскликнул Андрей. — Эстляндская республика! Ты знаешь, я не шовинист и не черносотенец, но скажи, пожалуйста, чем будет заниматься Эстляндская республика? Молоко в Петроград на продажу возить?
Но получилось не смешно, потому что Ахмет не поддержал Андрея, а Андрей вдруг понял непоправимую истину: Ахмет стал старше его. На три года старше. Еще вчера они были одногодки, а теперь, оказывается, Ахмет прожил почти три года лишних. Прожил в спорах, может быть, лишениях и опасностях…
— Ты в тюрьме сидел? — спросил Андрей.
— Недолго, — сказал Ахмет, — четыре месяца. Меня революция освободила.
Ахмет — и старший… И он больше знает не потому, что он умный, а потому, что он учился, когда Андрей плыл по течению с закрытыми глазами.
— Ладно, еще посмотрим, — сказал Андрей вслух. — Может, и обойдется.
— Все-таки ты типичный русский, — сказал Ахмет недовольно, — когда дело касается свободы — ты первый. Да здравствует свобода для нас! А как только разговор идет, чтобы дать свободу другим, ты сразу на дыбы: как они посмели?
Ахмет отпустил извозчика на шоссе верстах в пяти от Ялты.
— Ты с извозчиком расплатился? — спросил он.
— Да.
— Такая дорога плохая! Как домой поеду? Совсем поздно! — начал стенать извозчик, обращаясь то к Ахмету, то к Андрею. Но Ахмет его оборвал:
— Раньше надо было торговаться.
Извозчик не стал спорить. Уехал.
— Нам предстоит небольшая пешая прогулка под названием «моцион», — сказал Ахмет.
Он послал своего спутника с лошадьми вперед, а они с Андреем прошли еще версты две лесом до хижины. По дороге они больше уже не спорили, а говорили о вещах обычных, будто расстались всего неделю назад, — о тете Марусе, о Беккерах. Но более всего Андрея изумили новости о Маргарите.
Оказывается, ее исключили в пятнадцатом году из гимназии. И не зря. Теперь она считается среди одесских эсеров одним из первых людей. Злая, худая, как увидит врага революции — сразу норовит его расстрелять…
— Ну уж ты и преувеличиваешь, — рассмеялся Андрей.
— Почему?
— Потому что у нее папа судовладелец.
— А у Софьи Перовской? А у Александра Ульянова? У них папы генералы — а каких крошек вырастили! Подожди, доедем до моего убежища, я тебе такое покажу, что просто ахнешь!
— А о Вревском не слышал?
— Говорят, он в Киеве. Но ты не думай, что все обошлось, — мне кажется, Вревский до конца жизни будет тебя искать. Раз он считает тебя убийцей.
Некоторое время они шли молча. Потом, как бы завершая разговор, Ахмет произнес:
— Ты свои великоросские взгляды с моими аскерами не обсуждай. Они в гимназии не учились. А если в гнев войдут, зарежут тебя, мон шер ами, поздно будет расстраиваться. Мне и без того трудно объяснять, почему я русского к нам в лес привел. Им даже девушку нельзя, даже брата нельзя — а тебя привел, ай, как нехорошо!
— Я могу пожить в лесу отдельно от вас, — сказал Андрей.
— Не говори своих обычных глупостей!
— Спасибо, Ахмет.
— А я хотел спросить: если придет время, что я буду бежать и скрываться, ты тогда скроешь меня в своем доме, дашь приют беглому крымскому татарину?
— Посмотрим, — сказал Андрей. Возражать было бы глупо.
Когда они пришли в отряд, аскеры уже спали, их встретил только дежурный, который если и удивился приходу Андрея, виду не подал.