Миллионы человек сидели в окопах, погибали, страдали от ран, мучились простудой и вшами. О судьбе Николая и царского семейства в газете не сообщалось — так что Андрей не знал, жив ли император или, может быть, его уже обезглавили, как гражданина Людовика Капета.
Странно это было — только вчера Андрей жил, вернее, сидел в тюрьме, в государстве невероятно прочном, тысячелетнем, как Рим, и вечном. Убегая от Вревского, Андрей с Лидочкой вовсе не думали, что такое государство может рухнуть или в нем может произойти настоящая революция.
И вот нет этого вечного государства…
А Андрей, не изменившись, не проживши более дня, оказался вовсе в иной эпохе. Теперь он должен найти здесь Лидочку и попытаться с ней вместе начать какую-то жизнь. Но как искать, если… И только тут Андрей осознал весь ужас события: ведь она, вернее всего, уже год как здесь! И совсем одна! Андрей опоздал на год! Собирался прыгнуть на два года вперед…
Об этом Андрей подумал, уже стоя на набережной так, чтобы держать в виду древний платан. Дерево еще только распускалось. Листья, легкие, изрезанные, были нежного, салатного цвета.
Андрей понял, что офицеры, идущие по набережной — видно, большей частью выздоравливающие из госпиталей, — выглядели необычно и бедно.
Потом он сообразил: офицеры были без погон. Погоны были сняты совсем недавно, даже материя на плечах мундиров и шинелей была темнее.
Революция.
Солдаты не отдавали офицерам чести — это тоже понимаешь не сразу. Сначала чувствуешь неладное, потом решаешь, что солдат просто задумался и сейчас получит выговор. Но офицер отворачивается, морщится, делает вид, что ничего не произошло, что так и надо.
…Лидочка стольким рисковала, пронося табакерку для Андрея! Но почему ты думаешь, что она решилась последовать твоему примеру?
Ведь в плавании по времени есть одна особенность — его можно отложить. Отложить на любой срок. Потому что жалко оставить папу и маму, жалко расстаться с друзьями, которых, может, и не увидишь через два или три года. Всякое бывает. Почему ты должен плыть один, в неизвестности, во тьме, когда это же путешествие можно совершить со своими близкими и друзьями. Что могло заставить Лидочку кинуть все, чтобы не расставаться с Андрюшей? И имеет ли он, Андрей, моральное право требовать от другого человека подобной преданности? Да, проще всего представить себе, что Лидочка решит ждать Андрея в нормальной скорости бытия. И так прошел год, второй — и природа взяла свое. Лидочка встретила другого человека, может быть, более достойного, чем неудавшийся студент и уголовный преступник. И вышла за него замуж. И не исключено, что Андрюша сейчас увидит Лидочку на набережной — один ребенок в коляске, второй семенит, держась ручонкой за край юбки. А рядом выхаживает следователь Вревский… нет, это слишком гадко — Лидочка не пойдет на такое. Рядом идет Коля Беккер — вот это вполне возможно!
Незаметно для себя Андрей начал сердиться на Лидочку, словно она уже совершила все те поступки, которые Андрей ей приписал. Он уже ревновал ее к Коле Беккеру. Тут он себя оборвал — нельзя же так плохо думать о людях!
Свернув газету в трубочку, Андрей смело пошел по набережной, не зная, куда идет, и забыв о безопасности, — в голове было пусто и легко, — и это ощущение, вернее всего, проистекало от голода.
Разумеется, у платана Лидочки не было. В любом варианте ее не могло там быть. Сейчас еще утро — в такое время не ходят на свидания.
Андрей решил было пойти домой к Иваницким. Пускай Лидочка все сама расскажет. Он пошел к армянской церкви, но тут же спохватился, сообразил, что если Лидочка последовала за ним и ее еще нет в Ялте, — каким он покажется ее родителям? Конечно, самое разумное сейчас поехать в Симферополь к Марии Павловне, но нищему до Симферополя далеко, как до Луны.
Утро превращалось в теплый ветреный день, такой весенний, что хотелось сходить с ума, бегать за собаками, прыгать с обрыва вниз… Делать все, что нельзя. Наверное, все настоящие революции должны происходить только весной. Рожденные в такие дни, они вызваны к жизни добрыми, животворящими чувствами. К чему хорошему может привести революция, происшедшая посреди лета в самую жару, как во Франции в 1789 году? Допустима ли революция осенью, в ноябре, когда идет дождь или дождь со снегом и мокрые листья превращаются под ногами в слизь? Такая революция вызовет к жизни людей угрюмых, готовых угнетать своих ближних — только чтобы удержаться на своих холодных сумеречных тронах. Нет, осенняя революция немыслима! А что касается русской революции, начавшейся на переломе к марту, можно сказать только, что она поспешила, ей бы подождать, пока кончатся ночные заморозки и прилетят певчие птицы. А то в ней останется внутренняя зябкость и неустроенность для бездомных людей.