— Я должен переговорить с капитаном Уотерби.
Вежливо улыбнувшись, она жестом пригласила его подождать немного в мягком кресле, после чего связалась по селектору с шефом. Через минуту вопрос был улажен, и дежурная указала Болану на вторую дверь направо.
С тех пор как они виделись в последний раз, Уотерби набрал несколько лишних фунтов веса, но это, пожалуй, было все, что отличало нынешнего капитана от тогдашнего щеголеватого лейтенанта. На лице — все то же знакомое выражение тихого торжества, готовое, впрочем, в любой момент смениться кислой гримасой; и прежние зоркие глаза, которые все подмечали, но ничего не выдавали. То был прирожденный полицейский, не представлявший для себя в этой жизни никакого другого дела.
Болан пожал ему руку и тотчас предъявил вашингтонское удостоверение. Уотерби мельком глянул на него, однако на лице капитана не отразилось ни малейших эмоций. Да, этот профи умел владеть собой. Болан не спеша шагнул к окну и замер на несколько секунд, глядя на улицу.
— Красивый город, — произнес он, словно разговаривая сам с собой.
— Вы впервые у нас, э-э... господин Пуласки?
— Не совсем, — отозвался Болан, поворачиваясь к полицейскому, но не отходя от окна, чтобы яркий солнечный свет контрастно обрисовывал его фигуру, а лицо тем самым оставалось как бы в глубокой тени. — Вы превосходно уладили этот инцидент в аэропорту, за что мы вам очень благодарны.
В глазах капитана вспыхнули настороженные огоньки.
— Мы с вами не встречались раньше?
— Вполне возможно. Однако за последнее время я впервые в вашем городе. Люди со временем меняются, как вы понимаете.
— Да, вы правы, — казалось, капитан начал терять интерес к столь банальному разговору. Он закурил сигарету и, не вынимая ее изо рта, с легким раздражением спросил:
— Чем могу быть полезен федеральным властям?
— В город спустился сам дьявол, а многие уже отправились в ад. — Им не нужно было далеко ходить, потому что ад и Питтсфилд — теперь одно и то же, — буркнул Уотерби и резким движением перемешал глянцевые фотографии, разбросанные по столу. — Мы до сих пор пытаемся разобраться в происшедшем.
— Думаю, к ночи вы напрочь забудете о какой-то там потасовке в аэропорту, — холодно процедил Болан. — Группа преступников из Нью-Йорка вызвала сюда целый батальон боевиков. Через несколько часов они уже заявятся в город.
Капитан и глазом не моргнул:
— Так что же вы не вышвырнете их куда подальше?
— К сожалению, я не та фигура, и к тому же слишком поздно. Я счел своим долгом предупредить вас...
— Это вы сделали великолепно. От всех жителей города Питтсфилда благодарю вас. Ну, а теперь — почему бы вам не убраться к черту, прихватив с собой весь причиненный вами беспорядок?
Болан снял очки, плюхнулся в кресло и непринужденно улыбнулся.
— Ты вычислил меня, когда я только вошел, да? — тихо спросил он.
Капитан никак не ответил на улыбку. Напротив, взгляд его стал жестким и напряженным.
— Считай, что так. У тебя железные нервы, парень. Но почему ты решил, что сможешь беспрепятственно выйти отсюда?
— Разве вход в участок запрещен?
— Вход — нет. А вот все остальное... Откуда у тебя такая уверенность?
— Пришлось рискнуть, Ал. Слишком большие дела затеваются, ты должен знать.
Уотерби презрительно хмыкнул:
— А кто к этому приложил руку, скажи на милость? Я и раньше тебя предупреждал, и теперь предупреждаю. Ты ввязался в грязную игру, победить в которой тебе просто не по зубам. И конец всей этой истории мне совершенно ясен. Запомни, мистер: уже сейчас ты — обычный кусок мяса, ожидающий похорон. И не рассчитывай на чудо. — Неожиданно взгляд капитана потеплел. — А вообще-то, старина, ты — самый лучший человек, какого я видел за свою жизнь. Даю тебе пять минут — это более чем достаточно. Ну, а потом пеняй на себя: так легко, как ты сюда вошел, ты отсюда уже не выйдешь.
— В таком случае четыре из них я проведу здесь, — невозмутимо отозвался Болан.
Наконец-то полицейский позволил себе улыбнуться:
— Вечная твоя манера давить!.. А что, удостоверение, которое ты мне предъявил, и впрямь настоящее?
Болан покачал головой и одними губами ответил «нет».
— Но время от времени оно помогает, — добавил он уже громче.
— Только не здесь, дружок. И запомни это на будущее. Итак, они направили против тебя целый батальон... А что это вообще такое — батальон?
— Несколько сотен человек. Вертолеты. Вездеходы. Возможно, какое-то экзотическое вооружение. Даже могут быть обученные собаки.
Уотерби задумчиво поковырял в носу:
— Короче, похоже на военизированное подразделение.
— Не похоже, а именно так и есть.
— Тогда тебе лучше сматываться.
— Я надеялся, что ты свяжешься с властями штата и графства и уговоришь их установить дорожные заслоны. Хорошо бы закрыть несколько аэродромов. Словом, нужны конкретные меры.
— Почему я должен этим заниматься? Я даже не знаю, что к нам скоро пожалуют гости.
— Теперь ты знаешь все, Ал, а мне и вправду пора уходить.
Капитан пристально взглянул на Палача.
— Значит, ты не передумал? — спросил он после тяжелой паузы.
Болан пожал плечами:
— У меня всякий раз возникает одна и та же проблема, капитан. Сейчас она выступает в образе вражеского батальона. Сомневаюсь, что кто-нибудь их остановит. Так что мне понадобится все то время, которое ты сможешь мне подарить.
Уотерби медленно покачал головой:
— Я понимаю: тебе неймется их достать. Вероятно, с этим ты управишься быстро. Но сколько же потребуется времени для твоего спасения, дружок? Ты об этом подумал? Неужели ты еще не выпил достаточно крови, чтобы омыть грехи всего мира?
— Ты говоришь так, будто я затеваю какой-то званый пир.
— Месть — всегда пир, разве нет?
Болан в свою очередь пристально поглядел на полицейского.
— Думай, как считаешь нужным. — Он поднялся. — Мои четыре минуты истекли.
— Поверь, это не праздный вопрос, — доверительно начал Уотерби. — Слышал бы ты, какие споры возникали у меня с моей женой, Алисой! В ее представлении ты чем-то похож на Джека Армстронга[1] этого стопроцентного янки на все времена Я ей постоянно возражал, что в реальной жизни все получается по-другому. И если это не месть, то что же тогда? И почему даже такой крутой гусь, как Гарольд Броньола, каждый раз преисполняется отеческой любовью, когда ты спотыкаешься на своем пути? Что заставляет хороших, порядочных полицейских забывать о долге и чести мундира и с восторгом смотреть тебе вслед?
На секунду Болан задержался у двери и угрюмо пробормотал:
— Ладно, Ал, пустое. Что же касается заслонов на дорогах...
— Я попробую.
— Вот это да! — тихонько присвистнул Болан. — Ты только что задал мне кучу вопросов, капитан. Позволь, со своей стороны я добавлю еще один. Как могло получиться, что такой опытный и закаленный полицейский, всегда ненавидевший перекладывать никчемные бумажки, вдруг вошел в сговор с преступником, которого разыскивают по всей стране? Подумай об этом на досуге.
Он вышел в коридор и возле двери столкнулся с другим полицейским — молодым здоровяком с наивным, почти детским лицом.
— Привет, Паппас, — отсалютовал ему Болан и направился прочь.
— Кто это был? — спросил сержант Паппас, появляясь в кабинете.
Уотерби вздохнул и, заложив руки за спину, медленно прошелся вдоль окна.
— К нам, — торжественно провозгласил он, — заглянул на огонек сам Джек Армстронг.
— А мне показалось, что он похож... Кто такой Джек Армстронг?
— Ты еще слишком юн, мой мальчик, чтобы лично знать его. Он — трепетный анахронизм, исчезающий символ американского образа жизни.