— Бля буду, Сыч. Он дерзит! Хавалку заткнуть?
— Заткни. Но не до смерти… и не увечь.
Мне с размаху дали под дых чем-то тяжелым. Я упал с пня и на несколько секунд потерял сознание от жуткой боли. Пока я лежал, веревку на моих руках развязали и, подсунув под руки вырванный из ограды кол, привязали снова — теперь я не мог и пошевелиться.
— Так надежнее… А то я помню, какие вы шустрые. Ну, да и мы, не лыком шиты.
Из леса показались двое…
— Нашли? Искать!
— Сыч, — один из вернувшихся примирительно произнес: — Лес большой. Она, как сквозь землю провалилась. Что ноги зазря бить? Давай этого в оборот — сами прибегут!
— Да? — он на мгновение задумался и махнул рукой. — А… Черт с ними. Давай всех назад.
— Петух? Где болтанка твоя? Тащи сюда! — кто-то из телохранителей обратился к кучке бандитов, помельче рангом.
— Оставь! — Сыч неожиданно и зло осадил его. — Не время. В лагере будешь шмалить. Здесь башка ясная нужна.
— Да кто нам угрожает?
— Ты что, не понял? Закрой хавалку, говорю! А ты, — он пнул ногой боязливо подскочившего парня, который еще в тот раз угодливо подносил ему какой-то дурман. — Пошел вон! Еще увижу с дурью в лесу — закопаю… Понял?
Сыч прошелся в раздражении по затоптанному огороду и вернулся ко мне. От былого благодушия ни осталось и следа. Видно было, что он принял какое-то решение…
— Ты надумал?
— Надумал. Ничего ты от меня не получишь.
— Героем хочешь подохнуть? Так ведь не увидит никто…
Он уселся на ствол дерева рядом и жестом велел всем отойти на несколько шагов.
— Им слышать ни к чему… А тебе — придется. И рожу не корчи, а то ведь я и передумать могу — рядом с Бородой в дом положат и подпалят… Живым гореть не очень-то приятно, как думаешь? — он помолчал и со злой тоской, вновь обратился ко мне. — Ты мужик умный… Говорили ребята — хазу себе возле речки выстроил. И народец у тебя подобрался шустрый — не то, что мои охламоны. Да только ваших против нас маловато… Дёргайся — не дёргайся, а кому-то в долине масть держать надо! Я с тобой ссориться не хочу, видел, как твои девки на расправу скоры, но и уступать не стану. Деваться тебе некуда — средство мое работает на всех без исключения, кроме меня самого.
Это ты скоро увидишь… А мне отступать нельзя. Слабину дам — мои псы, как ты сказал, сами побегут. Не побегут, но кусаться начнут, втрое против прежнего! Ты еще не понял? Это я их сдерживаю, а так бы они уже давно всех тут под ножи пустили. И форт твой мне взять — раз плюнуть. Я даже посылать никого на стены не стану — просто подгоню десятка два ваших же охотников, а за их спины их подружек поставлю. Или они — вас, или мои ребята — девок ихних… Уразумел?
Он с расстановкой, делая паузы, ронял слова, а я прикидывал, как незаметнее ослабить путы на руках. Но узлы были затянуты на совесть…
— Я тебя отпущу… Пусть мои и побрешут малость. Успокоятся… Но больше твоего самоуправства не потерплю. Или…
— Что-то я не понимаю тебя… Зачем такие сложности?
Он осклабился и еще сильнее сощурил глаза.
— Снизошел, таки, до разговора… Вижу, на глазах умнеешь. Это радует. Жить хочется? Живи… Пока разрешаю.
— А дальше что? Ну, принесу я тебе твои поганые шкуры и мясо? Дальше что?
Он положил ногу на ногу и жестко усмехнулся.
— Вот это другое дело. По-деловому. Ну, так слушай…
Сыч говорил недолго, но, сквозь пересыпанную блатными словечками и оборотами речь, суть я уловил точно. Бандит предлагал мир, в том понимании, в каком он виделся ему. Сычу, в самом деле, не было резона убивать всех подряд. Он прекрасно понимал, что таким образом страх у людей очень быстро уступит место ненависти… Банда рассыпалась — он был откровенен. Удержать всех в одном кулаке можно было только показной жестокостью, и для этого устраивались казни жителей долины и всех, кто осмеливался поднять руку на его людей. План его состоял в том, что, поделенные между мелкими главарями, поселки должны были кормить и обеспечивать банду всем необходимым, что уже и происходило. О будущем, Сыч не задумывался, считая его слишком неопределенным… Он постепенно укреплял свой лагерь в горах — клан, как они его называли. И собирался стать, кем-то, вроде средневекового феодала. Я ему был нужен даже не столько как охотник — таких хватало — сколько пугалом, для своих же… В сообразительности ему отказать было нельзя — бандит понимал, что его стая, зная о том, что где-то есть люди, способные к сопротивлению, будет стремиться держаться вместе — что ему и было нужно!
— Но одно условие… — он уверенно смотрел мне в лицо. — Никаких фокусов.