Я отрицательно мотнул головой:
— Ты все врешь, Сыч. Тебе не нужен мир — ты просишь передышку. Сколько твоих людей уже мы скормили трупоедам, не считал? А я список веду — где и когда. Тридцать девять — только убитыми. И не менее пятнадцати — раненые.
Ведь так? И места в этом списке еще на всех хватит. Ты бы очень хотел от них избавиться — мешают они тебе, людей деморализуют. Увы, ничем не могу помочь. Я и дальше предпочту не убивать, а калек понаделаем, в полной мере! Чтобы они вязали тебя по рукам и ногам! И бросить ты их не сможешь, иначе, твои тебя же на ножи и поставят. И Дока ты потому не трогаешь, хотя убил бы уже давно и с удовольствием…
— Незаменимых нет… Бабы, в поселке, тоже умеют за ранеными ухаживать.
— А лечить? И о каких женщинах, ты говоришь? О тех, кого твои отморозки изнасиловали неоднократно? Которые вас ненавидят всей своей душой? Ты что, всерьез считаешь, что они свыклись со всем? Я не удивлюсь, если они когда ни будь, передушат твоих раненых голыми руками.
— Я жалеть не стану, ты правильно заметил.
— А я добавлю к ним еще десяток. Мы только начинаем, Сыч, и не успокоимся, пока не вышвырнем тебя из долины вон!
— Почему мы не можем жить спокойно? — он зло пнул ногой камень. — Почему?
Что, лично тебе, я сделал? Никто не трогал твой сраный форт, ни лапал твоих баб, даже не пытался — я всех останавливал, хотя предложения были… Живи в своей части, а я буду в своей.
— А как ты представляешь себе эту жизнь?
Он умолк. Бандит опустил голову. Я заметил, как в его глазах мелькнула какая-то, мрачная решимость, и положил руку на рукоять меча.
— Не нужно, Сыч. Одно лишнее движение, и тебя изрешетят стрелами. Я не верю уголовникам, вы сами научили. Не верь, не бойся, не проси — так, кажется? Поэтому, ты на самом деле, попал в засаду. Так что не советую дергаться…
— Ученый… — он еще более помрачнел и сквозь зубы бросил:
— Ну? И куда же нам податься? Обратно, в шахту? В каменоломни? Ты что же думаешь, если я это братве передам, то она послушается и побежит туда на задних лапках? Да меня самого издырявят перышками! Нет, такой исход нас не устраивает. Хочешь, чтобы я это передал — тогда война. До конца!
— Ты бы мог жить иначе. Не устанавливая свои, зоновские порядки и понятия.
Теперь — поздно. Вас ненавидят все — за мордобой, за насилие и убийства!
— Так ведь еще и боятся! — он хищно ухмыльнулся. — Помнишь об этом?
Бояться, тля! Ты встал у нас на дороге, ну и что? Убили три десятка всякого отребья — плевать! Осталось еще достаточно, чтобы с тебя живьем шкуру содрать!
— Уймись… — я холодно бросил на него брезгливый взгляд. — Уймись, Сыч.
Неужели ты еще не понял? Таких, как мои воины, пустым трепом не запугать.
И вообще — не запугать. Ничем. Мы такое видели, пока ты там, в шахте околачивался, в жутком сне не привидится. И что нам после этого твои жалкие синяки? А серый цвет — он природе даже милее… Что ты видел в своей жизни? Что? Зону? Лагеря? Жил как волк и других заставлял? А я и все мы — хотим жить, как люди. Не опасаясь того, что придет какая-то мразь и надругается над твоей свободой, над твоими родными, над твоей землей. И, ради этого, я готов воевать с тобой, хоть всю жизнь! Мало нас — да мало.
Но, на каждого приходится по трое убитых ваших. А у меня — ни одного! Так кто из нас умеет воевать? Это тебе не разборки устраивать, между своими… Это — против народа пойти! А народ тебя сотрет в порошок, рано или поздно.
— Кишка тонка… — он глухо буркнул. — Что языком попусту молоть — предложи дело!
— Кишка тонка у твоих. Ты думаешь, только ты такой проницательный? Так я тоже, кое-что рассказать могу. Это не ты сам — тебя заставили пойти сюда!
Не сам, а шестерки презренные вытолкали в спину, хорошо, если, не пинками.
И не хотят они больше свои шкуры подставлять — трусят! Примеров хватает!
Все, Сыч, хватит. Ты выполняешь мои условия, и я позволю вам уйти без боя.
Не тронешь больше никого, я имею в виду жителей долины. Да, твои, вроде, как и сами уже успокоились — участь Мухи да других, кое-чему научила, не так ли? Еду будете сами себе добывать — в лесу ее хватает. Если не уместитесь все, в своем клане, можете поселиться возле пустоши и желтых земель. Докажите свое право, называться людьми. Может быть, там кто-то и найдет свою гибель… Те места — опасны. Но хищников хватает и здесь, не только в горах. Если вы преуменьшите их число, вам станут многие благодарны. А если избавите и пустошь от тех тварей, то получите возможность торговать солью. Это — самая твердая валюта в долине. Без нее можно прожить, но тяжело. С вами станут меняться, вот тогда и завяжутся иные отношения…