Он вновь вскинулся:
— Вижу, куда метишь… В освободители. Не зарываешься ли?
— В самый раз. И последнее, девушек, которые томятся в клане и всех рабов отпустите на свободу. Всех! И провожатых дадите, чтобы они смогли до жилья дойти. Взамен — перестанете бояться… Это — немало. Как раз то, что от тебя и ждут, твои уголовнички…
Сыч свел брови на переносице и надолго замолчал. Он уставился в одну точку, и что-то шептал побелевшими губами. Он был загнан в угол. Вернуться с пустыми руками — банда ему бы этого не простила. Обставить так, что переговоров не получилось, он не мог — я уже решил, что через Дока сделаю все, чтобы о моем предложении стало известно всем, и тогда ему будет еще хуже.
— Я не могу…
— Можешь. Скажешь, что я требую, и все. Тебя самого никто не заставляет принимать решение, просто передай им мои слова. Пусть решают, хотя бы, простым голосованием. Ручаюсь — большинство будет за. А если задумаешь смолчать, я найду способ им рассказать о том, что я тебе говорил. И тогда тебе, точно, конец. Никто не захочет умирать за ваши понятия…
Он исподлобья посмотрел на меня и глухо спросил:
— Зачем?
— Что?
— Зачем ты это делаешь? Не трепись про совесть, я уже не маленький и знаю
— грехи не отпускают ни в раю, ни в аду. Люди всегда убивали друг друга, да и ты не исключение. Я слышал, как про тебя рассказывали, как ты перебил в лесу шесть человек — кто из нас первым кровь пролил? Они только на волю вышли — и сразу на небо… И моего парня, кто завалил? Баба твоя. А до этого я ведь войны не начинал… Ты тоже, ходишь по трупам, так что не надо мне вешать на уши. Не я — кто тогда? Ты? А чем ты лучше меня? Это не я — ты ничего не знаешь о настоящей жизни? Это я, я отпахал на зонах пять ходок! Я короновался там, когда завалил своего третьего вертухая! А вам, быдлу серому, все равно, всегда горбатиться! Хоть, на авторитета, хоть на власть, в которой те же воры! Не я — так Святоша, так взнуздает всю вашу ораву — тебе еще тошнее, будет! И сделает он это — лучше меня. Потому что хитрее, падла, и умеет в душу без мыла влезать! Я последний раз тебе предлагаю — поделим долину пополам! Твоя половина — по Черному лесу и до
Змейки, так, кажется, эта речка прозывается? А моя — все, что на восток.
Поровну! Никто тебе таких условий больше не предложит. Ни Бзык, если объявится, ни Святоша — он ни с кем делиться не станет! Соглашайся, и братва с радостью пойдет назад, в поселок. Вот тогда будет у нас и мир, и дружба, и любовь…
— Вот ты, какой мне козырь, напоследок приготовил? Ты так и не понял — я не из твоих! И не собираюсь делить то, что мне не принадлежит.
Он порывисто встал.
— Я передам. Куда деваться… Загнал ты меня, фраерок, ох загнал… Как пса в конуру. Как крысу! А знаешь, что, когда крысу зажимают, она даже на волкодава кидаться начинает!
— Ты бы мог заметить, что с крысами мы тоже бороться научились. А вот сравнение ты выбрал не совсем удачное. Вы — не волки, а так — стая шакалов. Или — крысы и есть. Привыкли жить, как падальщики. И живете, как падальщики. Добивая тех, кто сопротивляться не в состоянии. Ты ведь не ожидал, да? Не ожидал, что так обернется? Думал, откуда здесь, после всего, что случилось, найдется кто-то, кто сможет встать у тебя на пути?
Кто не даст тебе стать некоронованным королем этой земли? Ты ошибся,
Сыч… Говоришь, это твои молодцы были тогда в предгорьях? Кто же ушел, интересно… Значит, знал о нас. Готовился. А я то думал, где я эти куртки, синие, мог раньше видеть? Все вспомнить не мог… Вы, оказывается, еще и людоеды? Ну теперь понятно, почему выжить в подземелье сумели… А то, один из ваших, очень уж старательно об этом говорить не хотел! Ты все, уже тогда, знал, а все равно попер на рожон. Ну да их пример мог бы тебе показать, что вас всех ожидает!
— Дошло, всё таки… А я то думал, ты раньше догадался — каким образом мои уркаганы животики свои набивали, под землёй, да и потом — когда из преисподней вырвались. Всё гадал — почему в долине об этом никто не лается
— так бы больше боялись! Да, ели! Всех «серых» сожрали — для того их судьба и оставила. Чтобы такие как я, потом сытыми ходили! Ох, мужик, забыл ты про мою нагайку. Как шейка, полоски остались? Вижу, что есть, даже под твоим ожерельем заметно. Ты был в моей власти — не я! И так будет всегда. Хорошо же… — он задыхался от ярости и бессильной злобы. — Пусть так и будет. Но запомни и ты, фраер! Не мир, а передышка! Для нас обоих!
Придет срок, я твои кишки лично на кол намотаю и самого сожру!
Он развернулся и пошел в сторону своих телохранителей. Сделав несколько шагов, не выдержав, он обернулся и еще раз громко заорал: