Элины, девушка преображалась, и они втроем, щебечущими птицами носились по всему поселку, излучая радостное настроение… Глядя на нее, я не мог понять, о чем меня просила старая жена умершего вождя, и что могло случиться, после чего я должен буду взять ее под свою защиту?
Особняком стояла Ульдэ. Девушка жила одна в своей землянке, и ни разу никто не видел, чтобы она привела к себе мужчину. Ната предположила, что у северянки что-то с психикой — не иметь друга не считалось обязательным, но при явном дефиците мужчин в долине, столь явное пренебрежение ими, вызывало недоумение… Я помалкивал, помня о просьбе смуглолицей девушки, и порой жалел ее… а также и том, что отказал ей, в минуту ее душевного порыва. Мужчин, на самом деле, было мало, а из тех, кто оставался, не все годились в мужья. Сыч сознательно повыбивал самых крепких и здоровых, рассчитывая таким образом запугать оставшихся. Своей цели он достиг — в прерии теперь находилось всего около семидесяти человек, носящих штаны от рождения. Девушек и женщин насчитывалось около трехсот — болезни, хищники и банда значительно сократили и их число. И неудивительно, что им приходилось, самим выбирать, а порой и отбивать у соперницы спутника. Наш пример, как и пример индейца, далеко не мог послужить образцом для подражания… Нас не осуждали, но и не все решались ему следовать. Бугай, при всём том, что многие девушки сохли по могучему парню, так и не определялся в выборе невесты, а Туча, потерявшая всякое терпение, без конца пилила его за это — старуха хотела дождаться появления внуков.
Это была головная боль для нас всех… Прошло больше года с того момента, как уцелевшие после катастрофы люди, разбрелись по всей долине, и ни в одном стойбище, при довольно вольных нравах и полном отсутствии средств предохранения, не зародилось новой жизни. Что-то случилось со всеми нами, и наш Док был убеждён, что изменения коснулись именно этой области.
Природа не хотела, чтобы у людей было потомство… С какой-то стороны, это облегчало наше существование — не возникало забот, которые могли появиться с рождением ребенка. С другой — это пугало неотвратимостью дальнейшей перспективы. Получалось, что со смертью последнего человека, на земле воцарятся одни лишь животные, а у них, в отличие от нас, с этим все было полном порядке!
За прошедший год произошло многое: полностью преобразилась земля, на которой мы жили, устоялись и приняли своё направление маленькие речушки, перестала, или, почти перестала, трястись земля под ногами — землетрясения, столь частые в первые месяцы, теперь почти сошли на нет. Не было и намека на настоящую осень, а судя по счету дней, который мы вели, уже было начало декабря… Так же ровно грело новое солнце, понемногу — очень редко и очень слабо, неестественно розовое небо, стало просвечиваться голубыми прожилками, и тогда получалась феерическая картина из разноцветных полос, переливающихся всеми цветами радуги, над нашими головами. Было очень тепло днем и слегка прохладно ночью. Мы не знали, что творится за недоступными хребтами гор, или другим берегом Синей реки — там выросли по берегам могучие деревья, и они не давали возможности увидеть ничего, даже с вершины нашей скалы. Возможно, что от страшных, ранее налетавших бурь и иссушающих ветров, нас спасал именно горный хребет — на его вершинах постоянно клубился туман. С севера, иногда, налетал шквальный ветер, несущий с собой кратковременные заморозки, чаще всего, ровно на одну ночь. В целом, в прерии и окрестных лесах, стояла устойчивая и тёплая погода. Давно отпала надобность в тёплых одеждах. Теперь вышли на первое место шкуры, очищенные от меха и многократно вымоченные в растворах, придающих им мягкость и легкость. Не желательно было ходить без обуви, даже по мягкому мху. Ступни просто начинали гореть — кожа облазила и покрывалась струпьями. Эта беда обходила стороной всех животных, кого перерождение наградило своеобразными лапами, так напоминающими своими формами перевёрнутые блюдца… Но человеческие ноги для такого не годились. Так же не стоило долго находиться на открытом солнце, по той же причине. Тот, всеми любимый ранее, загар, ради которого когда-то ездили отдыхать к теплым морям, теперь стал просто опасен — те, кто часто и подолгу бродили под лучами светила с голыми торсами, получали сильнейшие ожоги. И даже Док не знал, как помочь им, мучившимся от долго не заживающих волдырей. Само солнце тоже изменилось — оно, словно уменьшилось в размерах, и смотреть на него становилось не так легко, как раньше. Нам, привыкшим всю свою жизнь, видеть его в слепящем лавовом цвете, пришлось еще раз привыкать к багровому оттенку, который сверкал и горел, словно плавящаяся сталь в горне у кузнеца.