— Пей. Док научил нас варить настойку из трав, она восстанавливает силы.
Он так много знает о растениях, если бы не Док, многие бы отравились ими!
Он рассказывал, как чисто у вас, в форте. Вот и я, наконец, решила вспомнить о том, что я тоже женщина…
Мы некоторое время помолчали. Чайка дотронулась до шрама на щеке — рубец пересекал её сверху вниз, портя, в общем-то, миловидное лицо женщины. Она увидела, как я слежу за её рукой и отвернула голову:
— Не смотри.
— Извини.
— Я из-за этого шрама сама не своя… Знаешь, сколько мне лет?
— Говорили, чуть за тридцать.
— Ровно. Как раз исполнилось двадцать девять, когда всё случилось. У меня день рождения был самым громким, в истории человечества… Вот и отпраздновала, присыпанная с головой землей. Пролежала так двое суток, а когда нашла в себе силы и мужество вылезти, думала, что я — в аду…
Я вспомнил, как Элина рассказывала про то, как ехала отмечать свой день рождения и что из того вышло. Чайка приняла из моих руку чашку и тихо произнесла:
— Всё сгорело… Все. Ни семьи, ни детей — ничего. Одна только я осталась.
Зачем?
— Чтобы жить, Чайка.
— А кому нужна моя жизнь? Мне порой хочется пойти и утопиться в озере…
Знаешь, почему бандиты так легко подмяли под себя всех? Потому, что все устали от своей тоски по-прежнему, по погибшим близким, которых уже не вернуть. Они сломались и только по инерции продолжают барахтаться… А банда — она ничего не потеряла! Она приобрела — свободу! И теперь хочет ее уплетать полными ложками. И у них — есть та жажда жизни, которая так слаба у нас! Думаешь, все девушки сопротивлялись, когда их затаскивали в кусты и норы, как бы не так… Мне кажется, что если у Сыча есть здесь глаза и уши, то они, как раз, среди тех, кого ты так старательно защищал!
— В посёлке есть люди Сыча?
Женщина, не отвечая, вдруг резко повернулась ко мне:
— Дар, ты — мужчина! Тебе не нужна женщина, они у тебя есть! Но ведь нам — мужчин не хватает! Ты понимаешь это? Мы все — живые… И я — тоже… Мне стыдно говорить тебе об этом, но… пожалей меня. Я не могу больше так, одна! Я ложусь спать и начинаю слышать голоса! Они зовут меня туда, в ночь, в огонь и ужас, а мне не на кого опереться, чтобы не сойти с ума от страха! И я начинаю кусать свою руку, чтобы болью заглушить боль… Смотри!
— она протянула мне кисть, на которой багровым пятном были видны отметины от зубов. — Только эта, подаренная тобой шкура, знает сколько моих слез пролилось здесь, по ночам… Бандиты не знали сколько мне лет. Меня считают старухой, потому что видят такой, какой я стала! А я еще совсем молодая! У меня есть те же желания, которые посещают наших девушек! Они не хотят думать, что спят с убийцами и насильниками! Но я не могу поступать, как они, но и не могу больше это терпеть! Мне не нужна твоя любовь, просто… Переспи со мной…
— Чайка, ты…
— Не Чайка я! Что мне в этой глупой кличке? Я человек, а не птица! Я хочу хоть напоследок узнать, вспомнить, как это — быть женщиной…
Мне стало неловко. Сначала Ульдэ, теперь она… Чайка внезапно замолчала и, уже более сухо, спросила:
— Ты о чем-то спрашивал?
— Да… Про глаза и уши.
— Я попробую узнать.
Между нами воцарилось неловкое молчание. Я попробовал разрядить обстановку…
— В долине я не единственный мужчина… Почему? Ты ведь могла… попросить об этом, кого ни будь, другого?
— Не надо, Дар. Я просто устала… Глупо все вышло.
Она закусила губу — женщине было стыдно своей вспышки отчаяния… Она поставила чашку, которую так и держала в руке, и вдруг всхлипнула, закрывая лицо ладонями…
— Дура! Какая я дура…
Я встал и подошёл к ней.
— Успокойся.
Женщина порывисто прижалась ко мне, шепча горячими губами:
— Ты видишь? У меня ещё молодое тело! И оно хочет ласки… слышишь, как бьется мое сердце, как дрожат мои руки? Я готова на все, что угодно! У меня даже колени подгибаются — я так давно не была в мужских руках! Возьми меня сейчас! Хоть один раз! И я перестану тебя донимать… — она умоляюще посмотрела мне в глаза. — Нет… ты не станешь. Ты тоже боишься моего уродства! Вокруг полно красавиц — кому нужна такая, со шрамом? А этот шрам, он у меня не на лице — в сердце!
Я привлёк её к себе и обнял. Чайка, не пытаясь высвободиться, глухо вымолвила:
— Не знаю, что на меня нашло… Извини меня. У тебя такие замечательные девочки, я не хочу вставать между вами… Не говори им о моей слабости.