Сей важный прибор компактен и прост, но очень капризен и требует сноровки. Не каждая хозяйка умеет с ним обращаться. Примусы любят ломаться, и это способствует появлению множества ремонтных мастерских. А еще он лучший друг туристов и альпинистов.
— Ничья, — прервал его познавательную лекцию Воланд, и партнеры по шахматам пожали друг другу руки.
— Хочу поставить Вас в известность, Мессир, — поднялся с кресла Азазелло, — что следственный комитет три года назад завел на нас дело. Мало того. Совсем недавно эти оскорбительные пасквили снова вытащил на свет из архива старший следователь с Лубянки Иннокентий Маркович Разгильдяев, и собирается возобновить преследования и допросы.
— Ну что ж, давайте завтра после захода солнца все вместе нанесем ему визит, — черный маг задумчиво вращал большой глобус с обозначенными на нем материками и континентами.
В этот день Иннокентий Маркович засиделся в своем кабинете допоздна. Материалы по вновь открытому им делу шайки гипнотизеров и чревовещателей были такими интересными, что он совсем забыл о временах. Все сотрудники учреждения давно уже разошлись по домам, вахтер у входа задремал в обнимку с винтовкой, а старший следователь все еще продолжал внимательно изучать доклады, снимки и показания очевидцев, разложенные на широком рабочем столе.
Внезапно он почувствовал, что в комнате кто-то есть. Подняв глаза, чекист вздрогнул от неожиданности — прямо перед ним на диване неподвижно сидела группа странных личностей. В центре — высокий человек в дорогом сером костюме и берете, заломленном на одну сторону, по виду иностранец. Его холеные руки с длинными, аристократичными пальцами покоились на набалдашнике трости в виде головы пуделя.
Справа и слева от незнакомца живописно расположились огромный, жирный кот черного окраса, абсолютно голая девица со шрамом на шее, широкоплечий, низкий толстяк с клыками и очень худой гражданин в клетчатом костюме не по росту.
Внезапно его осенило:
— Значит, сами явились, граждане аферисты, явку с повинной решили написать. Не выйдет, голубчики, я вас без всякого суда через три дня сам к стенке поставлю, сейчас охрана всех вас повяжет.
Товарищ Иннокентий уже несколько раз незаметно нажимал правой ногой секретную кнопку связи, расположенную под столом, но почему-то никто не приходил.
Он снял трубку с телефонного аппарата. Трубка молчала. Рванул на себя ящик стола, в котором лежал заряженный револьвер. Проклятую коробку заклинило намертво.
— Напрасно стараетесь, господин начальник, — глумливо, фальцетом зачастил клетчатый. — Ваши коллеги по цеху давно баиньки, а Вас, похоже, бессонница замучила, или нечистая совесть спать не дает, ась?
— Про его совесть можно написать повесть, — вступил в разговор клыкастый и процитировал фразу Уильяма Шекспира:
— Грехи других судить Вы так усердно рветесь, начните со своих, и до чужих не доберетесь.
— Что за чертовщина, — подумал особист и закрыл глаза, — этого просто не может быть. Сейчас я проснусь, и они исчезнут.
Но кошмар наяву продолжался. Пока он отвлекся, к столу неслышными, бархатными шагами подкрался кот. Иннокентий увидел, как хищное домашнее животное с огромной скоростью жадно поедает улики, вернее глотает их без разбора.
— Ах ты, свинья, — в праведном гневе он набросился на обжору с кулаками.
Пока они играли в догонялки. Бегемот умудрялся на бегу хватать оставшиеся листки важных документов и запихивать их в себя, при этом ни разу не подавился, подлец. Когда стол окончательно опустел, кот достал из-под мышки примус и плеснул из него на шкафы, заставленные снизу доверху толстыми папками с разноцветными пометками. Струя керосина окатила бесчисленные наветы и несправедливые приговоры, тут же загоревшиеся ровным, синим пламенем. В геенне огненной дотла сгорели доносы, написанные Аннушкой на соседей — иностранных шпионов, с целью расширения жилплощади, Алоизия Могарыча на своих сотрудников и конкурентов с тем, чтобы обеспечить себе лучшее место под солнцем, и прочими сознательными гражданами.
Причем не было клубов дыма и угарного газа, как при обычном пожаре. Огонь уничтожил только то, что являлось злом, и спокойно погас.
— А сейчас я одарю тебя горячим поцелуем, хоть ты его и не заслуживаешь, — по-змеиному прошипела нагая распутница и медленно, растягивая удовольствие, направилась к побледневшему от ужаса следователю. Ее кроваво-красные губы плотоядно улыбались, обнажая острые, глазные зубы. Непропорционально удлинившиеся руки раскрылись для смертельного объятия.