В этой комнате, высоко над Темзой, освещенной ласковым солнцем, свершилось чудо; и Адам со всем своим богатым опытом, и Лоури, не имевшая практически никакого опыта, чувствовали одно, желали одного и стали единым целым, и оба думали, что это отныне и во веки веков.
7
Уже почти светало, когда Адам вез Лоури в Сент-Джон Вуд.
— Хорошо, что уже так поздно, — сказала она сонно, — я бы не хотела сейчас, чтобы меня видели Сара, или Руперт, или кто-то еще.
Адам погладил ее бедро.
— Почему?
— Потому что, мне кажется, Адам Хокридж, что у меня на лице написано все, что со мной произошло. Саре будет достаточно только разок взглянуть на меня, чтобы понять, как я провела большую и лучшую часть воскресенья.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Ты жалеешь об этом, Лоури?
Она минуту подумала.
— Теоретически, наверное, мне бы следовало жалеть. Но я не жалею. По крайней мере, я теперь знаю, почему вокруг этого поднимают такой шум. Я даже не представляла, что это может быть так.
— Я тоже. — И он криво улыбнулся в ответ на ее изумленный взгляд. — Это чистая правда, Лоури. Я делал это со многими женщинами. Это так. Но до сегодняшнего дня мне казалось, что заниматься любовью это чисто физическое удовольствие, ну вроде вкусного ужина или хорошего вина. А с тобой все оказалось совсем по-другому. Тебя нельзя назвать хорошенькой в общепринятом смысле и не что, чтобы у тебя была сногсшибательная фигура…
— Как у остальных, — едко добавила она.
— Может, ты перестанешь морочить мне голову с «остальными»? Поверь мне, когда я говорю, что то, что мы сейчас пережили, — это уникальный и прекрасный момент. Во всяком случае, для меня.
Лоури притянула его к себе, обхватив руками за шею.
— Для меня тоже, и ты это знаешь.
Адам долго целовал ее, а потом неохотно отпустил.
— Пора тебя положить спать, — сказал он, дотрагиваясь до ее щеки.
— Я, наверное, не засну, — сказала она со смущенной полуулыбкой. — Я ведь сегодня достаточно времени провела в постели.
В последние дни Лоури спала очень мало, так как Адам требовал, чтобы она проводила с ним все свободное время. К сожалению, его мотивы, которые он по-прежнему не скрывал, вряд ли могли обрадовать Лоури. Он постоянно подчеркивал, что, как только он возглавит фирму, его время перестанет ему принадлежать.
Сара и Руперт беспокоились, и Лоури это хорошо понимала, но избегали вмешиваться в ее дела с таким тактом, который Лоури не могла не оценить. Она сказала об этом Саре, когда та утром зашла к ней в кабинет с блюдом спагетти, предназначенным Лоури на ленч.
— То, что происходит у тебя с Адамом, очевидно, не подразумевает регулярного питания, — сказала Сара без обиняков. — Ты худеешь прямо на глазах, и у тебя на лице уже ничего не осталось, кроме глаз. У тебя что, бессонница?
— Да нет, когда мне удается… — покраснев, Лоури замолчала.
Сара вздохнула.
— Ты по уши влюблена в него, правда, милая?
— Ты знаешь, что правда. С того самого момента, когда я впервые увидела его, если уж мы заговорили о правде.
— В таком случае, это просто чудо, что ты так долго продержалась, — Сара внимательно разглядывала свои ногти. — Как он к тебе относится?
Лоури ответила ей не сразу.
— Я не перестаю удивляться тому, что он хочет заниматься со мной любовью, как только меня видит, если ты об этом спрашиваешь. И даже не в постели нам очень хорошо друг с другом. Это я могу сказать точно. Но все, что идет дальше этого, — я понимаю в его чувствах не больше тебя.
А потом, к ее превеликому огорчению, Лоури подхватила какую-то кишечную инфекцию, и ей пришлось пару дней пролежать в постели — драгоценное время, которое она могла бы провести с Адамом. Заключенная, как в тюрьме, в своей спальне, Лоури чувствовала себя совершенно разбитой не только из-за болезни, но и от антибиотиков, которыми ее лечили. Она прониклась еще большим чувством благодарности к Саре, которая спокойно, без суеты ухаживала за ней, не подпуская Руперта и детей до ее выздоровления.