— Мам-мам, — сказала она, широко улыбаясь, а потом заметила Адама. Она кокетливо переступила с ножки на ножку, уронила медвежонка и протянула к нему ручки. Он подхватил ее на руки и прижал к себе, встретившись с Лоури счастливым взглядом поверх ее головки.
— Она меня узнала, — с восхищением сказал он.
— Она понимает, что из тебя можно веревки вить, — усмехаясь, ответила Лоури и вопросительно подняла бровь, увидев паническое выражение на его лицо.
— Что такое?
— Тут… немножко мокро по краям!
Губы Лоури задергались.
— Прекрасно. Можешь сразу и приступать к делу. Давай, перемени ей подгузник.
Расхохотавшись как сумасшедшая при виде смертельного ужаса, написанного у него на лице, она подробно, шаг за шагом, проинструктировала его во время мучительного переодевания, которое Розин, почувствовав неумелую руку, затрудняла, как могла.
Размахивая микрофоном интеркома, в комнату заглянул усмехающийся взлохмаченный Доминик и, явно веселясь от души, сказал:
— Я слышу каждое слово через эту штуку, так что на всякий случай, если вдруг вам придет охота лизаться, принес его.
Он подошел поближе, заинтересованный мучительными, но малоэффективными манипуляциями Адама с брыкающейся и вырывающейся девчушкой.
— Надо же, а ты в качестве папаши не очень тянешь, правда?
Адам посмотрел на Лоури с такой торжествующей улыбкой, что ее глаза наполнились слезами.
— Да, пока еще не очень, — согласился он. — Правда, откровенно говоря, я и не собираюсь преуспеть именно в этом.
Он поднял свою дочь и подбросил ее в воздух.
— Но что касается остального, то все, что мне нужно, — это только чуть-чуть попрактиковаться!