- Я такое говорил?
- Я помню. Меня тогда привлекло, что твой род занятий не такой, как у отца. Вы спорили по поводу законов, того, кто и как их устанавливают, и прогоняли меня, когда я подслушивал.
Он говорил с изумлением на лице. Ей все время хотелось назвать его Дмитрием, из-за поразительного сходства в ужимках, этой беззащитной утонченности, которую этот Гай уже учился прятать. У Дмитрия в этом смысле была броня, он умел защищать свой внутренний мир от вторжения, только не в случае с Дианой, тогда он открылся, и удар был тяжелым. Это стало причиной болезни.
Услышав ее вздох, Гай поднял глаза.
- Да. А потом я заболел, - вторил Гай ее мыслям. - Вот, ты что-то все-таки помнишь.
- Не обращай внимания, у меня иногда мелькает, - сказала она. - Это никак с прошлым не связано. Как ты заболел?
- Я не знаю.
Вдруг в их пространство на двоих вторгся третий. Это оказался младший наставник Гая. Едва он возник, Гай поднял умоляюще глаза к потолку.
- Гай, - требовательно произнес строгий голос. Он собрался произнести свою тираду.
Но Гай увидел, как странник сделал в сторону его наставника и друга резкий предупредительный жест и тот не заговорил опять.
- Вы без приглашения, - строго сказала Эл.
- Я искал Гая. Ему следует отдыхать сейчас, завтра у нас много занятий. Мне будет неприятно, если Гаю запретят приходить сюда в наказание, - сказал наставник.
- Как к вам обращаться? - спросила Эл, заметив, как Гай оцепенел при его словах и выразил упрямый протест.
"Узнаю, Дмитрия. Лучший способ добиться обратного - это надавить на него", - подумала она.
- Доионис, - произнес молодой наставник.
- Эл, - она вежливо склонила голову. Гай, услышав это имя, довольно улыбнулся. - Вы изволили прервать нашу беседу, Доионис.
- Гай, если ты считаешь меня другом и братом, я тебя прошу: иди отдыхать, - настаивал Доионис. Он подошел к Гаю и положил ему руку на плечо. - Иди.
Гай неохотно поднялся, посмотрел и, кивнув Эл, ушел.
- Я могу остаться? - спросил Доионис.
- Вы же пришли, - пробормотала Эл.
Он не знал, куда ему деться.
- Идем наружу, - она поднялась, накинула на плечи накидку Гая, которую он ей одолжил, и двинулась к выходу, к обрыву.
Она встала почти у самого края, заметив, что ее гость боится туда подойти. Он остановился, а потом сел на ступени.
- И так. Вы пришли, чтобы не позволить Гаю вспомнить то, что он хотел. Не правда ли, Доионис?
Она поступила как Гай, сказала прямо, чем смутила гостя до дрожи. Он собирался с мыслями, а потом нашел, что ответить.
- Гай был очень молод, он понимает эту история с позиций того своего опыта. У него остались добрые детские воспоминания, что не вполне соответствует правде. Я понимаю, что чувство вины заставило вас дать ему это роковое обещание, поэтому вы явились сюда.
- Я здесь не за тем, чтобы ворошить прошлое. Но замечаю, что оно беспокоит всех более моих истинных намерений. Если вы прервали Гая и считаете его неправым, то смею просить изложить иную версию, каковой она видится здесь, вам.
- Вы знаете ее не хуже меня, - сказал обиженно Доионис.
- Да. И наши истории совпадают. Гай обрадовался мне и захотел вспомнить свое детство, но вы невежливо, даже для наставника, вторглись в нашу беседу.
Доионис не стал отвечать, но его возбуждение ощущалось на расстоянии. Он хотел высказаться и боролся с собой. Она поняла, что его представления о воспитании не позволяют бросить обвинения в лицо странника. О забвении он не догадывался. Что же получается, ученик более чуток, чем учитель. А ему должно быть трудно с Гаем. Конечно, чтобы обуздать юную и бурную натуру нужно быть терпеливее Доиониса.
- Вы же ему наставник, и, следовательно, должны желать лучшего. Ему тяжело здесь. Очевидно, - сказала она задумчиво растягивая слова, чтобы они не звучали обвинением.
- Он мне больше брат. Я наставляю его, потому что мы дружны, а не потому что я авторитет для него. Порой мне так казалось, но появление странника продемонстрировало, насколько я не прав.
- Я не склонен менять местные правила. Но, по моему скромному разумению, разве Гай не в праве выбрать свою судьбу?
- И стать бродягой, - презрительно выдохнул Доионис. - Вы жестоки. Вы виновник его изоляции, изгнания и желаете ему одиночества.
- Вы меня обвиняете? - не смогла она сдержать улыбку.
- Выходит, что вы за давностью лет, из-за своих скитаний, смогли забыть, что он тут по вашей вине.
- А разве не по повелению отца? Не он его сюда отправил? - Эл так остро ощутила, что права. Вопрос, главное услышать от него вопрос, ответ мелькнет. Монту так же пользовался ее памятью, а теперь она…
- Да! - с вызовом воскликнул Доионис. - Чтобы исправить то, что вы натворили.
- Я не понимаю.
Доионис сказал с тоской в голосе.
- Это вы породили в Гае желание стать таким, как вы. А он по природе своей не приспособлен для этого. Он слуга других устоев.
- Он Хранитель. Я знаю.
- Ему не стать Хранителем, все, что его ждет - служить закону так, как его тут научат.
- Доионис, вы уже служили где-нибудь?
- Нет. Я усердно учусь этому.
- Чему?
- Я буду трактовать законы.
Она тихо засмеялась, представив картину.
- Гай? В роли трактователя законов?
Доионис едва не вскипел, вскочил и встал в позу. Она опять сделала жест в его сторону, и он его уловил в темноте, замер.
- Не трудитесь ругать меня, - сказала она мягко. - Вы тем самым можете добиться того, что я выполню данное Гаю обещание. Вам лучше пойти отдыхать. Прошедший день здешним обитателям дался нелегко.
- Вы гоните меня?
- Не хочу, чтобы вы от переизбытка чувств, сказали, что-то лишнее, а потом жалели об этом. Ваши речи меня не обидят, но заденут Гая. Остановитесь, это разумно.
Доионис оставался в своей позе, постепенно всплеск прошел, он опустил плечи и молча ушел. Эл подождала, пока его шаги стихнут.
- Гай, - совсем тихо позвала она.
Из-за угла высунулась голова.
- Он ушел? - раздался шепоток в ответ. - Как ты узнал, что я не уйду?
- Догадался. - Она закрыла лицо руками и засмеялась, шепча в ладони. - Лисий хвост.
Все это напоминало ей детство. Кажется, Гая тоже не возможно отвадить, если он чем-то увлекся.
В образе пылкого, свободолюбивого и бесшабашного юноши, каким был Гай, видение разворачивало перед ней некую картину, состоявшую из подсказок. Это был тот самый момент, ради которого она решилась на авантюру с ядом. Теперь бы не потеряться, не упустить сути. Она видела Гая в темноте силуэтом и представила Димку. Теперь ей опять захотелось так называть друга, детским именем. Ей предстоит постичь секрет их тесной связи. Мир откликнулся на ее поиски и мучения чистым образом юноши в этом схожем с античностью антураже. Все складывалось так, что простым наблюдателем ей в этой ситуации не быть. От нее требовалось ответить за то, что сформировало какой-то аспект судьбы Гая. Она была готова принять обвинения Доиониса, зная свою способность влиять на судьбы, но пылкий обвинитель кипел изнутри вовсе не праведным гневом, а ревностью, о которой ее осторожно накануне предупредил наставник.
Гай выскользнул из-за угла и оказался рядом.
Она сняла с плеча покрывало.
- Накинь, замерзнешь.
Гай дрожал, только зубами еще не стучал. Он взял накидку, укутался и сел на ступени. По его решительным движениям легко заключить, что уходить он не собирался.
- Проложим разговор. Нас прервали, - предложил он.
- Ты сказал, что заболел.
- На самом деле меня отравили. Я же из народа, который очень живуч, и искусство медицины у нас высочайшее. Но как показало расследование, проведенное отцом, отраву составили где-то в другом мире. И кого отцу было еще просить о помощи?
- Меня, - мелькнула и вырвалась наружу ее догадка.
- Я был в сознании, когда вы спорили. Я притворился. Вы долго и яростно спорили у моего смертного ложа, а я ждал мгновения, когда умру и перестану слушать голос отца. Мне было плохо и от яда и от его отчаяния.