Не понадобилось. Монах шмыгнул в дверь донжона. Подсматривал, конечно, но с безопасного расстояния. Дама вскинула руку в повелительном жесте и прокричала неожиданно сильным хрипловатым голосом:
- Прекратить. Все назад! Все назад, кому сказала! - а поскольку с первого раза дошло не до всех, добавила несколько более сильных выражений, чем нимало озадачила незваных гостей - не каждый день встретишь благородную даму, ругающуюся как портовый грузчик. Однако помогло. Замковая рать отступила. Роберт замедлил, потом и вовсе остановил полет своих мечей.
- Так-то у вас на севере принимают гостей?!
- Да. Если они врываются в дом с обнаженным оружием, - не задержалась с ответом дама.
- Приношу свои извинения, - хмыкнул Роберт. - Однако напомню: первыми начали не мы.
- В округе неспокойно, - быстро нашлась женщина. - Наши воины всегда настороже.
То-то они меня до самого донжона пропустили, страх потеряли, - подумал Роберт. А в глазках-то у девицы тоска.
- Вас только двое? - вопрос дамы прозвучал двусмысленно. Похоже, здесь ожидали компанию побольше.
- Ты права, госпожа. В округе шалят. Мы потеряли несколько человек в стычке с какими-то негодяями.
- А они… впрочем, это не важно.
Дама Герберга быстро глянула в сторону коричневой рясы, вновь выползшей на свет.
Кто он? Родственник? Советник? Хозяин? Посмотрим.
В сумрачном холодном зале жилого крыла царил неуют. Ветер выл, путаясь в черных потолочных балках. В нос шибал запах старого прокисшего тростника, псины, холодной, мокрой золы - будто и не жилое. Из углов робко выглядывали обрывки прошлой жизни: вымпел на стене, резная, когда-то нарядная, а теперь изломанная скамья, разбитая прялка.
Помоги… Защити…
У Филиппа не оставалось ничего кроме надежды. А у него, Роберта? Так прикинешь собственные невзгоды к чужим и, оказывается - зря гневишь Всевышнего, вопрошая: 'За что?!'. Здоров, свободен, окружен людьми, которые тебя любят и тебе дороги.
А, что зависть и подлость выбили на время из седла…
Роберт даже с шага сбился. Еще совсем недавно его мир сузился до полыхающей белой ненавистью щели. От обиды, от бессилия, что-либо изменить - кончалась жизнь графа в блестящих доспехах, побеждавшего на ристалищах и полях войны, побеждавших в любви и мчавшегося, мчавшегося, мчавшегося - догнать и ухватить нечто…
Герберга нетерпеливо крикнула слуге:
- Разожги камин, А вы, - в сторону гостей, - ждите здесь.
Пора было ее одернуть. Роберт, шагнув ближе, процедил сквозь зубы, сохраняя, впрочем, бесстрастное лицо:
- Приказы можно выполнять, можно и не выполнять. Что вы предпочитаете?
На лице дамы мелькнуло беспомощное выражение. Она кинула косой взгляд в сторону монаха, но быстро совладала с собой:
- Я п р о ш у обождать здесь, - прошу, выговорила, будто под язык попал острый камешек.
Странная. С одной стороны хозяйка, без труда отобравшая власть у Анны, с другой зависимая, пуганая и кажется не очень умная. Возможно, она чем-то обязана человеку в рясе? Или - марионетка, действующая вопреки собственной воле?
Роберт и Гарет остались в середине зала. По темным углам шевелилось; несло чесноком, звякало. Только возле гостей замер пыльный столб света, падающего из высокого узкого окна.
Серв у камина двигался бочком да ползком, стараясь не привлекать к себе внимание ни тех, ни этих.
- Мы тут как мыши на блюде, - проворчал Гарет.
- Пошли, присядем. Вон, скамья у стены. Хорошая стена, крепкая, как раз спину прикроет.
- И то - дело.
Но посидеть, отдохнуть им не дали. Дама Герберга спустилась в зал со второго этажа, встала в середине мрачного помещения и провозгласила:
- Я говорила с сестрой. Она примет вас вечером, если будет себя хорошо чувствовать. А пока вам рыцарь, укажут комнату, а ваш слуга отправится в казарму.
- Мой вассал шевалье де Гильен останется со мной. Что же касается аудиенции: будем надеяться, что мадам Анна к вечеру поправится.
Со двора донеслись конский топот, звон и хриплые ругательства. Несомненно, отсрочка аудиенции была вызвана справедливым желанием нынешних хозяев замка, поискать по округе: не притаился ли где в лесочке отряд. Вдруг, некто собирается поддержать двух дураков, сунувшихся к черту в зубы?
До вечера можно было отдыхать. Не удостоверившись в полновесной, благородной глупости гостей, их не тронут.
В провожатые им отрядили рыжего толстого детину в засаленной камизе. Отдуваясь и порыгивая - редьки поел - он повел гостей на второй этаж. Комнатка, в которую они вошли, мало разнилась с залом по запущенности. Десять на десять шагов каменная коморка скупо освещалась узким, едва ребенку протиснуться, окном.