Бина вбежала в комнату, еле переводя дух.
- Гнались за тобой что ли? - насторожился Гарет.
- Лупо вернулся. Коней расседлывают. Говорят, маленького Филиппа с собой привезли.
- Сама видела?
- Куда мне. По пятам ходят, шаг в сторону сделать нельзя. Что на поварне услышала, то и донесла.
Время закручивалось в тугую смертельно сжатую пружину. Дело вплотную подошло к развязке.
- Я тебя одного не отпущу, - наступал Гарет.
- Женщины…
- Закроются.
- До первого удара. Налягут с той стороны, и слетит с петель твоя дверь.
- Может, они и не придут…
- Не спорь, рыцарь де Гильен. Сиди здесь и сторожи. Если станет вовсе туго, пробирайтесь к подземному ходу. Помнишь, как девчонка учила, поворачивать камень?
Не забыл?
- Помню. Только…
- Все!
- Я хотел сказать, не пойдет Анна без сына. Бина, вертихвостка, уже разболтала.
- Я бы ей и сам сказал. Но ты прав. Сделаем так: сиди и посматривай. Если удастся, уговорить Анну двигайся к подземелью. А я уж, так и быть, постараюсь вернуться живым.
В коридоре, ведущем к галерее, против обыкновения никто не околачивался.
Беспрепятственно добравшись до балюстрады, Роберт осторожно выглянул. По залу слонялись люди, у приоткрытой двери, сунув нос в щель, стоял Брат Петр и наблюдал, происходящее во дворе.
Роберт уже собрался по стеночке, в обход зала пробраться к лестнице в хозяйственное крыло, когда услыхал осторожные шаги.
Герик шел точно так, как только что Роберт: мягко ступая и прижимаясь к стене.
Как ни старался капитан, шуму все же создавал достаточно: позванивала кольчуга, меч нет-нет да цеплял плиты пола. Роберт затаился, ожидая, что капитан будет делать, увидев залетного рыцаря в неподобающем месте. Но, наткнувшись на Роберта, Герик не смутился, наоборот, подошел вплотную и зашептал:
- Надо переговорить.
Они отодвинулись в коридор.
- Ты думаешь, страху здесь нагнал? - без обиняков начал Герик.
- Что я думаю, не твоя забота.
- Никто тебя не боится. Прикажет Петр или его подстилка, от тебя только перья полетят.
- Посмотрим.
- Ничего ты один тут не сделаешь.
- Хочешь ко мне присоединиться?
- Нет уж. Лучше - ты к нам. С ними можно справиться, если не мешать друг другу.
Я замок знаю как свою ладонь. Переловим по одному.
- А дальше?
- Уйдешь со своим вассалом, - Герик даже голос повысил. Прозвучало твердо. Но ему все равно не поверили, хуже, показная твердость кольнула и проухабила. Врет, конечно, - решил Роберт, - но шанс упускать нельзя.
- Когда?
- Завтра.
- Почему не сейчас?
- Вернулся итальянец. Сегодня будут пить и гулять. Завтра поутру разбредутся похмельные.
- У тебя люди надежные?
- Всякие. Только им и знать ничего не нужно заранее. Завтра на рассвете шепну тихонько, кому надо.
И не прощаясь, на цыпочках ушел в темноту коридора.
Один есть. Ненадежный, продажный, жадный и возможно трусливый, но знает тут все ходы-выходы. К тому же, как ни крути - не виллан, а воин, всю жизнь при оружии, что немаловажно.
Прятаться Роберт не стал: протопал по галерее, спустился вниз, миновал зал и толкнул дверь. Монаха уже не было - испарился. На ступенях крыльца бывший граф Парижский задержался. После сырого пропитанного каминным угаром помещения, дышалось по-особому. Он с удовольствие вдохнул чистый, прохладный осенний воздух.
Коней на коновязи прибавилось. Особо выделялся тонконогий каурый жеребец небольшого роста с изящной сухой головой и коротким крупом. Нездешняя лошадка.
Местные, все больше гнедые, тяжело переступали рядом мускулистыми ногами.
Вилланы и рабы суетились во дворе: один сбрасывал сено с воза. Двое других ладили что-то деревянное, в сумерках не разглядеть. Не виселица - и то ладно.
Между амбарами сновали женщины.
Когда те трое показались из-за угла здания, Роберт не заметил, был занят изучением надвратных башенок, а главным образом подсчетом стражи на них. Но стоило ему повернуть голову, средний крутанулся на пятках, и, крикнув что-то товарищам, исчез за углом. Только короткий плащ натянутый на одно плечо мелькнул в воздухе нездешним, алым языком. Двое оставшихся прошли в дверь, недобро кося в сторону Роберта, но впрочем, молча.
Ворота по вечернему времени закрывали. Створки стискивали пурпурный закат, пока от него ни осталась тоненькая горящая полоска, потом волосок, потом… тьма. За воротами вместе с холодной вечерней зарей остался мир.