Роберту остро захотелось туда: на волю, в свободные, наполненные ветром поля; в лес, устланный разноцветным ковром палых листьев; от испитых злобных лиц, от интриги, которая может привести к концу совсем не героическому, и, конечно, очень страшному; от слез Анны; от надежды, которая нет-нет да начинала теплиться в обведенных темными кругами, дымчато-синих глазах.
Кресты с распятыми на них рабами вдоль дороги… Когда он собирался бежать из сирийской каменоломни, не пустили именно эти кресты. Обречь другого на смерть, в сущности, просто… но невозможно. Для него во всяком случае. Плохо или хорошо, но изменить собственным понятиям чести он не мог. Даже там, в толпе грязных, отупевших, чужих до последнего вздоха людей.
Роберт в последний раз посмотрел на глухие черные створки, отгородившие его от заката.
- Наш друг решил отказаться от добровольного затворничества? - раздался за спиной насмешливый голос монаха.
- Дозор, посланный по окрестностям, прибыл ни с чем? Я не привел с собой отряд спрятанный до поры в кустах? - вопросом на вопрос ответил Роберт.
- Кто сказал, что дозор искал отряд? - насмешка из голоса доброго брата исчезла.
- Люди ездили по своим делам.
Ах, какие мы высокомерные и уверенные в себе! Роберту захотелось влепить этой сволочи хорошую оплеуху, чтобы и спесь сбить, и напомнить, кто есть кто.
Сдержался, конечно.
- Не кажется ли тебе, преподобный, что нам стоит поговорить начистоту?
- Может быть, может быть. Но чтобы я убедился в искренности твоих намерений, сын мой, ответь, что было в письме мужа к Анне?
Роберт шагнул вплотную к коричневой рясе и сгреб монаха за грудки:
- Пес шелудивый тебе сын! Запомнил?
Монах молчал. Роберт разжал хватку и продолжил, будто и не прерывался:
- В письме не было ничего, хоть сколько-то для тебя интересного. Последнее прости, если хочешь, родной душе.
- Тогда почему, сы… рыцарь, она кинула пергамент в огонь?
- Ты не понимаешь?
- Презрение? Наши грязные пальцы не должны коснуться святого. Не в ее положении заноситься, - из-под капюшона опять послышалась насмешка.
- Ты и твоя подруга не раз указывали мне на ее беременность. Поверь, не намекни вы, я бы и сам это заметил и сопоставил. И давай закончим на том разговор о морали. Она, как мне кажется, интересует тебя еще в меньшей степени, нежели меня.
- Как сказать, как сказать. Я бы с удовольствием устроил диспут на такую животрепещущую тему. Кроме тебя пригласил бы еще сумасшедшего капеллана, который сидит взаперти в своей келье. Это было бы замечательно…
- Ты отвлекся.
- Что ты можешь предложить за жизнь своей беременной подружки?
Роберт в очередной раз пропустил подначку мимо ушей:
- Золото.
- Его у тебя нет.
- Оно зарыто в лесу.
- Значит обмен?
- Да.
- Анна против монет?
- Анна и Филипп.
- Его нет в замке.
- Анна и Филипп.
- А не проще ли растянуть тебя на каминной решетке и слегка поджарить? В таком положении люди обычно легко сознаются где, что зарыто. Даже если зарыли не они, и никакого клада вообще нет.
- Вот и будешь до конца дней мотыжить округу. То-то вилланы посмеются.
Монах дернулся.
- Еще проще, - прошипел он из-под капюшона, - растянуть над огнем беременную хозяйку замка или ее сына.
- А теперь представь, как я стану тебе объяснять: десять шагов от старой осины, копать у черного камня…
Брат Петр замолчал на некоторое время: должно быть, сообразил, что такие вещи можно показать только на месте. Искать по окрестным лесам черный камень у осины - всей жизни не хватит.
- Мне надо подумать.
- Конечно, только помни: давить на меня или пугать бесполезно.
Темная фигура убрела к донжону. Роберт постоял еще немного, подышал холодным, смешанным со светом звезд воздухом и пошел к себе.
Зал тонул в полумраке. В камине вяло вскидывались и опадали бледные язычки пламени. Дым космами плавал в воздухе. На четвереньках у камина стоял истопник, и, что есть силы, раздувал огонь.
В темноте кто-то копошился, с поварни тянуло запахом несвежего вываренного мяса, пряностей и кислятины.
Полоска заката осталась в неимоверной дали.
Он уже сворачивал к лестнице, когда из темноты позвал тихий женский голос:
- Роберт.
В первый момент он решил, что померещилось, но из сумрака выступила знакомая фигура с распущенными волосами и бледным лицом.
- Я давно жду тебя здесь, - прошептала Герберга.