В руке итальянца сверкнул зеленый камень. Итальянец сулил победителю изумруд.
Слушатели тут же побежали, кто еще мог бежать, за луками. Первым вернулся Флад, твердо встал, расставив ноги, и принялся натягивать тетиву.
Роберт спокойно смотрел со своей высоты на маленький мирок внизу. Котел страстей: алчность, подлость, трусость, простое как мычание желание мучить… В дальнем углу стояли четверо из замкового отряда. Лица тяжелые. Казнить не станут, но и защищать не пойдут. В другом углу отливали синеватой бледностью обнаженные ляжки благородной дамы Герберги. Один из воинов завалил пьяную девку прямо на гнилой тростник и гонял туда-сюда, не обращая внимания на окружающих.
Распятый тысячу лет назад видел, наверное, тоже самое. Почему он не проклял этот мир? Почему не пустил очищающий огонь, который не оставляет по себе ничего живого?
Роберт встретился взглядом с Лерном. Два светлых озера боли и скорби плавали на краю черного пепелища.
Внезапное озарение песилило боль. Истерзанный, преданный и проданный человек ощутил такое облегчение, что чуть не рассмеялся.
Вот оно! Тот Распятый тоже увидел и…
Перед Робертом стоял Флад с луком в руках, пробуя тетиву. Ему мешал, бьющий в глаза свет камина. Но черная головка стрелы терпеливо искала дорогу к жизни приговоренного. Люди замерли.
Внезапно, воцарившуюся в зале тишину разорвало хлопанье крыльев. В oткрытую дверь влетел небольшой пестрый сокол, и круто взмыв, опустился на перекладину креста у плеча Роберта.
Над ухом возбужденно и зло заклекотало. Если бы мог, Роберт повернул бы голову, но сил осталось только дышать. При каждом вдохе хрустели ребра. Грудь постепенно заполнялась свинцовой тяжестью. Часто-часто, слабо трепыхалось сердце. Но голова оставалась ясной.
Сокол… Соль рядом. Или… Он оборвал себя. Глянул на лучника. Того оттолкнул Лупо.
- Не стреляй! Попадешь в птицу, я тебе голову сниму.
- За что?
- Такая птичка стоит целое состояние. Ее надо изловить.
- А как же обещанная награда?
- Сначала изловите птицу.
Вокруг заволновались. В сокола и в Роберта полетели кости, мелкие камешки, всякая дрянь. Пестрый летун остался на месте. Он раскинул крылья и затоптался, вытянув вниз голову с раскрытым клювом.
Превозмогая удушье, Роберт как мог, вывернул шею, но увидел только рябое крыло, да по лицу прошелся ветерок.
Взгляд Лерна… спасенные Анна и Филипп… Гарет, Хаген, Марк… вернувшийся Дар, наконец - не так уж мало, даже если это и в самом деле конец.
Но как ему захотелось жить! Малая пестрая птица будто принесла в задымленный душный ад весточку со светлого вольного простора.
А потом на Роберта снизошло видение. В настежь раскрытые двери залы вбегали люди.
Много людей. Они теснили и опрокидывали тех, кто совсем недавно здесь пировал.
Видение было страшно отчетливо, вплоть до мелочей, до мельчайших черточек.
Среди людей встречались знакомые. Того высокого воина он помнил по Критьену.
Вбежали Соль, Марк. Размахивая дагой, как на крыльях, влетел Дени.
Бред. Он видит то, что хочет видеть. Роберт закрыл глаза, но слух продолжал доносить до угасающего сознания шум драки.
Не бред! Он захрипел, задергался. Открыл единственный глаз, второй заплыл почти с самого начала. Под ногами Лерн с мечом в руках наступал на Петра. Тот бросил посох и подхватив чью-то франциску очень умело отмахивался. Но куда ему было тягаться с первым рыцарем Геннегау. Лерн наступал молча как неотвратимая судьба, и как только представилась возможность, одним взмахом отделил голову монаха от тела. Она запрыгала по плитам пола, пятная все вокруг кровью.
Из темноты, извне, - зрение ограничилось до узкого коридора, - вдруг пришла острая, усмиряющая и одно временно облегчающая боль. Роберт покосился: в левом боку, ниже подмышки торчала рукоятка кинжала. Кидавший плохо прицелился, на одну бы пядь правее, и - мгновенная смерть.
В объявший его покой просочилась последняя, наверное, мысль: я понял, Господи, самый главный Твой дар, самое большое чудо - жизнь. Все остальное: власть, слава, почести, деньги - пустое. Ты - любовь и дыхание, свет и тепло. Ты - завтрашний день…
Они убили почти всех. Часть разбойников без сопротивления побросала оружие.
Другие с остервенением дрались до последнего. Трое людей Критьена пострадали, один - тяжело.
Роберт висел высоко. Крест, с прикрученным к нему человеком покачивался. Когда они только ворвались в зал, Роберт, - Соль мог в том поклясться, - был еще жив.