Раскрасневшаяся от вина физиономия барона, вмиг покрылась испариной.
- Сейчас постою немного, привыкну.
- Может в другой раз? Тебе бы отлежаться.
- На том свете отдыхать будем, - обозлился барон на собственную слабость.
В спальне, со дна сундука, Бенедикт достал маленький резной ларец.
- На, смотри.
Под крышкой, завернутая в кусочек полотна, лежала женская подвеска. В полпяди примерно. В центре венчика из красно-фиолетовых на просвет рубиновых лепестков остро сиял крупный неровно ограненный алмаз. От него гроздью спускались мелкие чистые, оправленные в золото, камешки.
- Оттуда, - Роберт так и эдак поворачивал подвеску. - Ни у кого раньше такой не видел?
- Нет.
- Ты прав, такая вещь не могла заваляться в сумке у бродяги с большой дороги, - Роберт бережно завернул украшение в тряпицу и опустил на дно ящичка.
- Прости, Бенедикт, но я так и не понял… ну 'прорубили' к тебе коридор, вольных положили, вассалов припугнули. Но зачем? Почему именно ты?
- Тебя в детстве математике обучали?
Роберт с новым интересом посмотрел на Бенедикта. Трудно было предположить, что рыжий рубака знает такие слова.
- Было что-то такое.
- Я - точка равновесия.
- Это как?
- Смотри, - толстый с поломанным плоским ногтем палец барона стал рисовать на лавке рекогнацию. - С северо-запада и запада у нас Нормандское герцогство, туда не суйся, ладно, если ноги унесешь. На востоке - графство Вермандуа - пожиже, но и они спуску не дадут. По границе с теми и другими мелкие поместья, которые, ясное дело, тяготеют к могущественным соседям. Их тревожить опасно. А я - в середине. Сижу мирно, ни с кем не ссорюсь. Свои порядки соблюдаю.
А теперь сообрази, что будет, поселись тут, лихой приблуда, принципами не обремененный?
Нацепит такой хват графскую орифламу на палку, и пошел грабить нормандское приграничье. Потом - наоборот - рогатый нормандский шлем, чтобы всем понятно было, кто тут воюет - и в порубежье к Вермандуа. Пока те и другие между собой разберутся, если вообще разберутся, знаешь, сколько добра можно нащипать?
А на стороне правду искать вряд ли кто станет: до Парижа далеко, до Папы еще дальше. Так что удар по мне этому злоумнику очень даже выгоден. И, ведь, почти удалось! Адель с ополчением долго бы не продержались. Дети малы еще воевать.
- Этальбер?
- А что Этальбер? Я еще мальчишкой был, отроком, когда его мать - такая же сопливая как я - в замок в подоле принесла. Отец ее родителям виру заплатил, на меня покричал, не сильно правда - у самого ватага таких же рыжих под ногами вертелась.
Но мать покойная девчонку не прогнала, к делу приставила, сама ребенку имя выбрала, учила сама. Я и не видел, как он вырос, все больше в странствиях, да на турнирах пропадал. Женился перед самым Походом. И с тех пор на сторону больше ни-ни, так, разве иногда, только.
Улыбка смягчила грубые черты баронского лица, под толстыми веками хитро скосились зрачки.
Жил человек, не тужил. Сам себе хозяин. Ни перед кем не гнулся. Мир посмотрел, детей народил, людей своих берег, хоть и спуску в случае чего не давал, с соседями не ссорился. И вот - поди ж ты…
Случись обычная междоусобица, Роберт ни за что не стал бы вмешиваться. Подерутся - перенесут межу. Помирятся - детей поженят. Такова жизнь.
А тут даже его, измотанного восьмью годами войны и плена, а потом поставленного перед невозможным для себя выбором, озленного и почти безучастного к тому, что его непосредственно не касалось, поняло.
Он так задумался, что очнулся только после короткого тычка. Барон Критьен для верности еще раз толкнул его в плечо. -… спрашиваю, как ты? Когда вернулся? Почему сам к вдове Филиппа едешь? Конечно, если обещал лично послание отвезти, тогда - да. Только ведь не с руки самому графу Парижскому по лесам шататься. Отправил бы людей.
- Я уже не граф.
Роберт смотрел в лицо старого знакомого, ожидая, когда размягченная вином, воспоминаниями и присутствием сиятельного нобиля, физиономия прихмурится, а в глазах вспыхнет настороженность с искрой презрения.
- Не может быть! - Бенедикт резко выпрямился и тут же охнул, схватившись, за бок.
- Еще как может! Только давай без подробностей. Ладно?
Роберт ничего не хотел объяснять. Не хотел, чтобы доверительный разговор старых друзей, связанных общей войной и общим миром, перешел в другое, возможно подлое качество. Он поднялся и, не глядя на барона, сделал шаг к двери.
- Сядь Роберт! - Критьен ни мало не озаботился тем, что свом ревом перебудит половину замка.