Правильно испугался. Ни к чему это человеку. Да и невозможно…
- Что?
- Увидеть все что будет. Никому это не дано. Шарлатаны всякие, кудесники воют, шипят, с бубном пляшут, а глянешь в глаза - пустота. А еще хуже - монеты в глазах как у покойника.
- И тебе, значит, не дано?
- Ты вчера удивился и даже подозрение затаил, когда я дорогу указывать не стала.
А то не подумал: вдруг укажу, а на ней тебя лихо ждет. Как мне потом жить? Я тебя сюда по-звала, чтобы вместе… у НИХ спросить.
- У кого?
- У НИХ, - многозначительно повторила Тиса и начала развязывать, болтающийся у пояса, кожаный кошель.
- ОНИ кто?
- Откуда я знаю! Говорят тут место старое. ОНИ тут от прежних хозяев остались.
Прихожу вот иногда, спрашиваю.
Роберт еще раз обежал глазами кольцо дубов, холм, серый гладкий дольмен.
- Да ты не озирайся. Закрой глаза, руки на камень положи. Может, услышишь, а мо-жет, и нет. Они не всем открываются.
Голова слегка кружилась, пошатывало. Солнце ласкало лицо. Волосы шевельнулись от ветерка. Но в привычном и понятном окружающем вдруг появилось нечто. Под веками вспыхнули и погасли яркие точки, кожу на лице стало покалывать, как в жару перед грозой. Потом колебание - ветерок не то снаружи, не то внутри. И на прощание: будто мягкая лап-ка провела по щеке.
Потрясенный, он открыл глаза. Вокруг ничего не изменилось. День ускользающего ле-та звенел птичьими голосами, пригибались высокие изумрудные травы, неслись над головой облака, да женщина напряженно вглядывалась в его лицо.
- Увидел, - она облегченно вздохнула. - Значит, приняли тебя.
Из кошеля на камень посыпались мелкие косточки и камешки с прочерченными на них непонятными знаками. Тиса пошевелила их темным пальцем. Прежде чем начать говорить, она закрыла глаза и постояла еще немного:
- Нет у тебя поводыря в жизни.
- Кого?
- Поводырь… он за собой ведет: где поможет, где острастку даст. Глубоко не прова-лишься, но и высоко не взлетишь.
- Что это значит?
- Что от тебя самого все зависит. Нет над тобой Рока.
- А смерть?
- Не вижу ее. Смутно. То так, то этак повернется. Будто и тут тебе решать.
- А мои друзья?
- Они часть тебя. Хаген, Соль, Лерн, Гарет… сила, боль, любовь, преданность.
- А Дени?
- Неприкаянность твоя.
Тиса молча собрала руны и неуклюже начала спускаться с холмика, но на полпути обернулась:
- Твои враги, там, где ты меньше всего ожидаешь их найти. А теперь ступай за мной, не то заплутаешь.
Обратная дорога оказалась раз в пять короче. Но вместо стука топора и мирных разго-воров Роберта встретила довольно странная картина: Соль и Лерн в полном доспехе сидели верхами. Хаген и Гарет остались в рубахах, но руки первого оттягивал фламберг, второй же, увидев Роберта, бросил в кусты увесистый дрын.
Лица у всех были смурные.
- Вы что, турнир от нечего делать затеяли? Завтра выступаем, надоест еще железки таскать.
Когда верховые спешились и разоблачились, Роберт отвел Соля подальше и приступил к дознанию:
- С чего переполох?
- Ты исчез.
- Мне что, по лесу нельзя прогуляться без доклада?
- Ушел утром, а сейчас?
Роберт только теперь обратил внимание на солнце, царапавшее верхушки деревьев.
Выходит, он пробегал по чаще весь день.
- Хозяйка тоже пропала…
- И вы с боем собрались меня выручать из лап лесной ведьмы? А почему только вдво-ем?
- Хаген с Гаретом отказались. Один кричит: не мешайте, Роберт с ней о важном гово-рит. Другой - лесину в руках поворачивает и речет: она де добрая женщина, ничего наше-му Роберту не сделает. А сам лесину крутит.
- А Дени? - хохотнул Роберт.
- Черт его знает? Вертелся под ногами, потом пропал.
Оказалось, мальчишка действительно пропал. Никто не заметил, когда эта напасть в стоптанных сапогах перестала лезть под руки и приставать с вопросами. Покричали.
Гарет несколько раз ударил в щит, который отозвался гулким буханьем. Гонга из него не получи-лось.
- Что расшумелись? - выглянула Тиса из черного дверного проема. - Ничего с мальчишкой не случится. Сокол ваш в лес полетел. Приведет, небось.
Вскоре Дени действительно вывалился на поляну весь перемазанный зеленью и паути-ной.
Через левую щеку тянулась алая царапина. Следом за ним на простор вырвался Дар.
Сделав круг, сокол спланировал ближе к Роберту.
В походе птица перешла на автономное питание: улетала, прилетала, когда хотела, но к вечеру неизменно возвращалась и, кося глазом, устраивалась поблизости.