Вера сладко растянулась на своём полотенце. Уходить не хотелось, до ужина ещё было время.
– А почему кроме тех женщин они больше никого не забрали? – спросила она знакомую «бегемотиху».
– Так им на автобусе по пути. Они домой поехали.
Вера весело расхохоталась.
* * *
Эту историю Вера рассказывала Соне уже дважды, каждый раз приукрашивая события, чем вызывала смех Сони, но сейчас это не помогало, и Вера сочувственно вглядывалась в бледное лицо подруги, не зная, чем ещё можно облегчить её страдания.
Но Соня не страдала. Она даже не слышала, о чём говорила Вера. В мыслях она была где-то далеко-далеко, почти на краю Земли. Соня грезила наяву и вовсе не хотела возвращаться в близкую реальность.
Наконец, подошла машина. Веня суетливо совал вещи в уже забитый багажник, с тревогой поглядывая на Соню. Он сам уговорил жену поехать в санаторий, славившийся своими лечебными грязями.
– Поедешь с Веркой, а я вас потом заберу. Может, и в Москву к ним смотаемся, – планировал Веня.
Но, видимо, процедуры спровоцировали обострение, и оставаться здесь дальше было бессмысленно. Прощай, Чёрное море, прощай, гостеприимная колоритная Одесса. Путь лежал на Западную Украину в старинный румынский город Черновцы, который по каким-то неведомым историческим законам некогда отошёл к Советской Украине. Веня, как только узнал, что Соне стало хуже, бросив всё, примчался в Одессу. Обежав весь санаторий, он нашёл знакомых, собиравшихся возвращаться в Черновцы, и быстро договорился, чтобы их с Соней прихватили с собой.
Усадив Соню в машину, длинный худой Веня забился в угол, освободив как можно больше места жене. Соня на прощание помахала рукой Вере и откинулась на спинку сиденья. Устроив её поудобнее, Веня приготовил бутылку с водой и успокоился. Соня, прислушиваясь к то утихающей, то опять вспыхивающей боли, погрузилась в привычные воспоминания. Она хорошо помнила тот день, когда осенью 1962 года она – десятилетняя девочка и осознала, что папа ушёл от них, оставив её, старшего брата Лёшку и маму с полугодовалой Иркой на руках одних. После такого предательства мама не захотела жить с ним даже в одном городе. Правда, это был не город, а маленький Военный Городок на Урале, где-то в районе Свердловска, где все друг друга знали. Муж служил командиром части и его уход из семьи был событием районного масштаба. Мать не хотела, чтобы ей перемывал кости весь Городок, и тогда отец просто посадил их в поезд и ушёл насовсем.
Без денег, без жилья они оказались в родных Черновцах. Потихонечку всё «устаканилось». Разрешилась и жилищная проблема – со временем они поселились в небольшой однокомнатной квартирке на втором этаже дома характерной южной постройки – с круглым двором посередине и внутренней балюстрадой вдоль второго этажа, с которой и был вход в квартиру. Спустя два года отец вдруг приехал к семье, на коленях просил прощения, целуя руки брошенной жены, каялся и клялся в любви, но она не простила его и отослала обратно. Больше отец никогда не приезжал и прощения не просил. Изредка он писал письма и присылал деньги, в которых семья очень нуждалась. На всю жизнь Соне врезалась в память картина: мама сидит перед кухонным столом и из потёртого кошелька вынимает мелочь – двух и трёх копеечные монетки. Слёзы капают из её глаз прямо на разложенные медяки:
– На батон хватит, а на килограмм пшена – нет, – шепчет она себе под нос, безнадёжно качая головой. – Придётся взять полкило.
Мать все деньги тратила на детей. Сама ходила в старых стоптанных туфлях и пальто, которое подарил ей муж ещё в год рождения Сони. И если бы не тётя Мирра, у которой мама часто одалживалась «до получки», семье пришлось бы совсем туго.
Вообще-то, Соня по паспорту была Роза – Розалия. Так захотел отец. Но Розой её никогда не называли, а звали по имени матери – Соня. Получилось это само – собой: «Вон Сонина девчонка пошла», – говорили соседи, или – «Сонину-то не видела?» В конце концов, все словесные дополнения исчезли, и осталась только имя – Соня. Соня не огорчилась. Возможно, она напрасно добровольно отказалась от имени, данном ей при рождении: ведь известно, что изменение имени или фамилии могут радикально изменить всю жизнь человека. Сильное звонкое имя «Роза» казалось ей напыщенным и неуместным, и больше подходило какой-то взрослой тёте, чем молоденькой хорошенькой девочке. К своим четырнадцати годам она превратилась в стройную волоокую красавицу с высокой грудью и смешливым жизнерадостным характером. Все мальчишки с их улицы почитали за счастье угостить её семечками, донести до дома портфель, или сбегать за билетами в кино. Особенно домогался её внимания Эдик – мальчик из соседнего дома. Они учились в одной школе, но он был на два года старше, и его мама спала и видела красавицу Соню – девушку из приличной еврейской семьи – своей невесткой. Мама Эдика ни секунды не сомневалась, что Соня чистокровная еврейка, тем более в городе, где большая часть жителей были евреи. Однако Соня была еврейкой только по матери, отец же был русским. Эти факты не скрывались, но и не афишировались. Возможно, Соня и стала бы со временем женой Эдика, если бы не случайная поездка Сони к отцу.