Отец закончил работу над черновым вариантом рукописи, и его надо было переработать. Нора могла сделать это, только воспользовавшись огромным количеством записей, оставленных отцом. Они содержались и на бумаге, и на диктофоне, который отец постоянно возил с собой. Его вынули из машины и отдали Норе. Она же положила диктофон в стол, даже не взглянув на него, но пообещав себе, что послушает записи лишь тогда, когда сможет. И сейчас она должна собрать для этого все свое мужество.
Нора вынула диктофон. Он не был поврежден. Она включила его и услышала голос отца – веселый, шутливый. Тони рассказывал о птицах, которых он видел. Это произошло за несколько часов до гибели. Она слушала, а сердце ее обливалось кровью.
Дневник причинил еще больше боли. В минуту, когда Нора открыла его, ей показалось, что отец рядом с ней. Он присутствовал в шутливых строчках, предварявших каждую запись.
«Не забыть позвонить Гарри, постараться не уснуть, когда он в пятидесятый раз будет рассказывать мне историю про бабуина».
Читая эти строчки, Нора слышала голос отца. Когда он говорил, всегда казалось, что он посмеивается. В ее детстве они были всем друг для друга. Их узы были настолько крепки, что даже его женитьба не смогла их разорвать. И Лиз была достаточно мудра, чтобы понять это. Она никогда не ревновала, не пыталась встать между ними. Она понимала, что им обеим хватает места в сердце Тони. Вот почему они все вместе так хорошо ладили.
И теперь их обоих нет. Они ушли навсегда. Тони, с его громогласным смехом и огромным жизнелюбием, и Лиз, с ее красотой и очарованием. Дома, когда-то такого теплого и счастливого, уже не существует, и она никогда больше не увидит ни отца, ни Лиз. Вдруг боль, терзавшая сердце Норы вот уже несколько недель, подступила к горлу, сжимая его все сильнее и сильнее. Она задыхалась от рыданий, рвущихся наружу, разрывавших ее изнутри на части. Нора зажала рот руками, на них хлынули горячие слезы. Грудь болела. Она старалась сдержать себя, боясь своими рыданиями разбудить Питера. Сейчас она стала для него опорой, убежищем, и, если бы мальчик увидел ее слезы, он бы испугался. Но Нора никак не могла справиться с тем, что происходило с ней в эту минуту. Казалось, ее настиг ураган.
Услышав впервые об аварии, она заплакала, но тогда это было совсем иначе. Сейчас же от сдерживаемых рыданий Нора ощутила спазмы во всем теле. Она схватилась за стол. Однажды с ней уже случалось такое. Это произошло, когда ей было восемь лет. Умерла ее мать. Но тогда рядом был отец. Он крепко прижимал ее к себе своими сильными руками, защищая от страха и страданий, унося ее в мир, где они могли любить и горевать вместе. Но Тони больше никогда не окажется рядом, чтобы успокоить ее. Вдруг Нора испугалась, что у нее не хватит сил пройти весь предстоящий путь, на котором встретится еще так много трудностей.
Все вокруг затуманилось. Она смутно увидела, как дверь распахнулась и на пороге появился Гэвин.
– Что случилось? – спросил он, но, увидев ее лицо, со страхом произнес: – Нора, ради Бога...
Было ясно, что она его не слышит. Она вся дрожала. Сейчас Гэвин мог сделать только одно; так он и поступил: быстро приблизившись к Норе, он обнял ее. Послышался стон, постепенно перешедший в мучительные рыдания. Гэвин крепче обнял Нору и прижал к своему плечу.
Он почувствовал, как она напряжена. Он гладил ее волосы, удивляясь ей и удивляясь себе. Она всегда выглядела такой сильной... Казалось, что у нее хватает сил устоять против горя, успокоить Питера и одновременно сражаться с Гэвином. Он всегда считал ее холодной женщиной с твердым характером. Но сейчас он обнимал хрупкое существо, теплое и мягкое, прижавшееся к нему, подобно зверьку, искавшему утешения.
– Нора, – сказал растерянно Гэвин, – Нора...
Но она по-прежнему не слышала его. Тогда Гэвин оставил свои попытки говорить с ней и просто ласкал и успокаивал ее, гладя по волосам и мокрым от слез щекам. Он ждал, когда утихнет шторм.
Наконец она подняла лицо, по нему текли слезы.
– Я не могу остановиться... – невнятно пробормотала она.
– А ты и не старайся. Продолжай. Нужно выплакаться. Ты слишком долго держала все это в себе.
– Но я не должна...
– Кто говорит, что ты не должна? Тебе это необходимо. – Он снова прижал ее к себе, нежно покачивая. Она же уткнулась ему в плечо, охваченная своей болью. В глубине души Гэвин благодарил Нору за то, что он стал ей нужен. Чего, к сожалению, нельзя еще было сказать о Питере.
Наконец Нора победила свои слезы. Она сидела обессилевшая. Удивительное чувство теплоты и удовлетворенности охватило ее.
– Ну, все в порядке? – тихо спросил Гэвин.
– Надеюсь, – произнесла она неуверенно. Ее голос тронул его сердце. Она вздохнула. – Очень странно...
– Что странно?
– Я думала о том, как когда-то папа обнимал меня, когда мне было плохо. Жалела, что его нет сейчас рядом. И представь себе, именно в эту минуту здесь оказался ты.
– Да.
Она отодвинулась назад и вытерла рукой заплаканное лицо.
– Ты гораздо лучший отец, чем я думала, – сказала она хриплым голосом.
– Отец?
– Ну да. Ты занял место папы в тот самый момент, когда ты был нужен мне.
– Понятно. – Ему не очень-то понравилось это сравнение с ее отцом, но он решил, что это лучше, чем быть «Гэвином-раздражителем».
– Извини, если я разбудила тебя.
– Ты нисколько не помешала мне. Я уже проснулся. На самом деле я шел сюда забрать файл и услышал тебя.
– Ты, твои файлы и твои цифры... Нет, это несправедливо: Извини. Ты был добр.
– А ты не думала, что я могу таким быть? – спросил он с иронией.
– Если я была несправедлива по отношению к тебе, то это, возможно, твоя собственная вина. Ты очень стараешься, чтобы люди не почувствовали твою доброту. Жаль, что я не знаю причину этого...
В другое время он немедленно бы заявил, что доброта – своего рода слабость. Но он знал: скажи он это сейчас, она тут же вырвется из его рук. А ему хотелось, чтобы она оставалась рядом и чувствовала себя с ним легко и спокойно. Ему хотелось ощущать ее нежное тело рядом со своим.
– Тебе уже давно следовало бы выплакаться, – ласково сказал он.
– Я не могла себе это позволить. – Нора икнула, и ему пришлось сдержать свой порыв обнять ее еще крепче. – Я должна быть сильной. Я не могла позволить себе слабость ни на минуту, – прошептала она.
Он услышал чей-то голос, но оказалось – говорил он сам:
– Горевать – не значит показывать слабость. Это способ пополнить свои силы. Не смотри на меня так. Я могу быть просто человеком.
– Да, можешь, – сказала она, удивившись. – Это как раз то, о чем ты вспоминаешь время от времени. То, что ты сказал, совершенно правильно. Жаль, ты забываешь об этом, когда дело касается Питера.
Упоминание имени сына расстроило его. На какой-то момент он совсем забыл о Питере, забыл обо всем. Он думал лишь о том, как хорошо быть рядом с Норой, чувствовать, что она верит ему.
– Я постараюсь помнить об этом, – медленно сказал он. – Но с Питером трудно. Я запутался.
– Да, я это поняла, – сказала она с легкой улыбкой. – Мне кажется очень хорошей затея с видеокамерой, и если ты также... – Вдруг она напряглась. – Что это?
Гэвин тоже насторожился, услышав звуки какой-то возни в холле. В следующую минуту дверь настежь распахнулась, и в комнату вбежал Флик. Вслед за ним на пороге появился Питер, в пижаме. Он схватил лисенка и сонными глазами посмотрел на Гэвина и Нору.