Дебют в «Современнике». Вы были на этом спектакле?
Была. Володя играл роль, которую обычно играл Евстигнеев. У меня есть версия, почему Володю не взяли в «Современник»… но тогда мы, честно говоря, были очень огорчены. И не просто огорчены — обижены. Но сказать, что Володя играл эту роль ярче, чем Евстигнеев, я не могу. Во-первых, роль в высшей степени не Володина, из того амплуа, что он делал в то время в кино, и если бы, не приведи Господь, Володю взяли на эти роли, он бы только это и делал всю жизнь.
Вы помните вставку Высоцкого в текст роли, когда он сказал: «Петька Рваный, Левка Кочарян, Толька Утевский…»
Он всех назвал. Еще и «Васечек»… Всех, кого мог, назвал. Конечно, он не думал этим обогатить роль, просто захотел порезвиться. Такие же вещи он делал в Пушкинском. Я думаю — об этом надо было бы вспомнить. Наверное, у кого-то остались воспоминания, как он шутил в убогих ролях. Когда мне говорят, что он начал писать песни в студии для «капустников», то пусть они говорят это друг другу… Это еще не было песнями, такие песни пишут все: и Епифанцев, и Вильдан, да кто угодно. Это не было песнями, это не было Володей Высоцким. А почему он начал писать песни, которые — Володя Высоцкий? А что делать актеру, когда ему нечего играть? Когда Актеру с большой буквы нечего играть? Он сам себе начал делать репертуар. Не то чтобы сознательно: «Дай-ка сяду и напишу себе репертуар…» Была потребность себя высказать, а негде: в «Свиных хвостиках», что ли, или в «Аленьком цветочке»? Вот он и придумывал всякие штучки-дрючки, чтобы актеры похохотали. А кто бы ему написал такую пьесу, да еще гениальную, про то, как шли в Монголию, про двух зэков? Кто? Да еще дал сыграть одного зэка, да другого, и повара с половничком? Кто бы ему тогда написал пьесу про штрафников?
Казалось бы, начало шестидесятых годов — такое время темное, пустое в Володиной биографии… Ну нет ничего — совершенно пустое время. И было то, чего не было никогда: ни до, ни после, — свободное время! И была жажда работы, — вот он и создавал свой репертуар.
Первые песни появлялись, рождались, записывались по-разному. Всеволод Абдулов говорил мне, что «Штрафные батальоны» были записаны на коробке папирос, когда они ехали в кузове «полуторки» в Ригу со строительства Плявинской ГРЭС. Это было время съемок фильма «На завтрашней улице».
Не могу с этим согласиться. Песня была написана в Москве. Володя спел ее на квартире Акимова. Но песни действительно выплескивались — только так тогда они и рождались. Мое любимое воспоминание, одно из главных воспоминаний моей жизни… После спектакля, к счастью, короткого (это был «Пугачев»), мы поехали в Дом ученых на вечер авторской песни. Поехали потому, что там был Миша Анчаров. Володя его любил. Приехали уже к концу. Вечер проходил в буфете. Какая-то девушка с гитарой пела, по-моему, «Бабий яр» Евтушенко. Миша уже не пел — сидел и ждал Володю. Потом мы сидели вместе, и Анчаров говорил, что он очень любит песню «Тот, кто раньше с нею был…». Миша очень ценил строчку, которая, как он считал, стоит творчества десятка поэтов: «… Ударил первым я тогда — так было надо…»
Он говорил, что за эту строчку можно отдать несколько поэтических сборников. Для Володи это была дорогая похвала, хотя в это время и похвал и аплодисментов он получал уже достаточно. И самооценки у Володи заниженной не было, но все равно, такие слова Анчарова стоили очень много.
Однажды после спектакля — а между репетицией и спектаклем почти наверняка был концерт — поехали домой на такси совсем уже поздно. Вернулись часа в два… почти на рассвете. Тогда у дома не было больших деревьев, в окно падал свет фонаря. Очевидно, Володя думал, что я заснула, а я думала, что он заснул… Он даже не мог раздеться — так устал. И лег в белой сорочке — крахмальная такая сорочка. И вот я лежу, косясь на него одним глазом, и вижу, как у него сорочка с левой стороны вот так ходит. Я все время боялась, что он перетрудится и сердце у него взорвется. И вот с ужасом вижу, как эта рубашка у него ходуном ходит. Потом он встал, пошел к столу, нащупал гитару — тот привычный шелестящий звук по ладам… Но в это время он обычно писал на бумаге. И сел писать. И написал: «Их восемь, нас — двое». Это у него родилась та песня, тот образ, тот «расклад перед боем».
Это значит, когда он писал «блатные» песни, материал — тот, а накал, понимание жизни, отношение к друзьям — самое главное — у него всегда было одним и тем же. Тогда появились эти паскудные статьи: «О чем поет Высоцкий?» — как раз в то время. «Их восемь, нас — двое. / Расклад перед боем / Не наш, но мы будем играть!..», «Взлетят наши души, как два самолета…» Я до сих пор об этом спокойно вспоминать не могу…