— Ну, хватит, хватит. Не плачь больше, не надо. Что случилось? Ты готова мне все рассказать? — как могла успокаивала я ее.
В этот момент снизу донесся голос тети Мэгги. Я попросила ее подняться наверх и подойти к приставной лестнице. Все еще обнимая девушку, свесив голову в отверстие люка, я сказала:
— Это Франни. Она чем-то очень расстроена. Вы не могли бы привести кого-нибудь из братьев?
Услышав мою просьбу, девушка сильнее прижалась ко мне, а я, глядя на удивленное лицо тети Мэгги, уточнила:
— Было бы лучше, если бы вы нашли его.
Не знаю, понимала ли Франни, кого я имею в виду, но она не шелохнулась, замерев в моих объятиях.
Поглаживая Франни по шелковистым волосам в ожидании тети Мэгги, я исподволь осматривала чердак, где была впервые.
Как и говорил Дэви Маквей, на чердаке находилось много чистого белья и других постельных принадлежностей. Ими была занята добрая половина чердака. Остальное пространство заполонили беспорядочно разбросанные книги мягкие игрушки, среди которых обращали особое внимание панда и большой медвежонок длинными висячими ушами. Интересно, что ни одной куклы среди игрушек не было. Свет попадал в эту обитель только через крошечное слепое оконце.
Прошло немало времени, прежде чем я услышала скрип ступенек под чьими-то быстро поднимающимися по лестнице тяжелыми шагами. У меня затекли и болели нога от неудобной позы.
Голова Дэви Маквея показалась в люке, и через мгновение он очутился около нас.
Не дотрагиваясь до Франни, он ласково спросил:
— Что случилось?
Я ожидала, что девушка бросится к Дэвиду, но она оставалась неподвижной.
— Франни… Франни, ну-ка, посмотри на меня. — Дэвид настолько низко склонился к ней, что его лицо оказалось в опасной близости от моего. Глаза Дэвида были опущены, и я отметила его тяжелые веки, окаймленные короткой щеточкой густых темных ресниц.
Я невольно смутилась. Кроме того, дала о себе знать затекшая нога. Пытаясь изменить позу, я громко застонала. Ресницы Дэвида удивленно взметнулись, и его темно-синие глаза утонули в моих.
— Я… у меня онемела нога.
Дэвид наклонился надо мной, чтобы вызволить из моих объятий Франни; в тот момент, когда он осторожно подводил ладони под ее голову, его пальцы прикоснулись к укромной ямочке между шеей и моей грудью.
Инстинктивно я отпрянула. На мгновенье его глаза снова встретились с моими.
— Простите, это вышло случайно, — прошептал Дэви Маквей.
Я сама чуть было не сказала: «Извините». Франни по-прежнему крепко обнимала меня, и я была не в силах разомкнуть кольцо ее рук. Дэвид силой оторвал Франни от меня и, взяв ее за узенькие плечи, повернул лицом к себе.
Девушка не сопротивлялась. Она больше не плакала, но ее голова оставалась поникшей, словно под тяжестью неизбывного горя.
— Что случилось? Объясни мне. Тебя наказала бабушка?
— Нет, Дэви.
— Тебя оскорбили?
Она качнула головой.
— Ты опять что-нибудь разбила?
— Нет, Дэви.
Он поднял глаза и снова пристально посмотрел на меня. Взглянув на печальную Франни. он улыбнулся. Такой улыбки я у него еще не видела. Она преобразила весь облик Дэвида Маквея: исчез кривящий губы сарказм, злобный блеск глаз — его суровое лицо на этот раз светилось добротой.
Приподняв округлый детский подбородок Франни, он шутливо скомандовал:
— Ну-ка, поднимем нашу головку. Мы просто немного приуныли. Что надо повторять, когда у нас такое настроение? — Дэвид поднял ее подбородок повыше. — Скажи, что следует говорить, когда взгрустнется? — Немного подождав, он медленно подсказал: — Никогда — не — падай — духом. Давай-ка повтори вслед за мной!
Франни подняла глаза, но на ее бледном лице не было и тени улыбки; она послушно повторила:
— Никогда… не… падай… духом.
— Где эта книга? — с грацией огромного медведя Дэви начал рыться в груде книг и игрушек; когда же увидел то, что искал — большую книгу в красном переплете, — он бросился к Франни и, сев рядом с девушкой, предложил:
— Давай почитаем ее — прямо вслух. — Проведя пальцем по знакомым строчкам, Дэвид Маквей произнес: «Обещай не падать духом». — Продолжай теперь ты.
Франни покорилась:
— И продолжила, немного запинаясь:
Она внезапно умолкла и, повернувшись к Дэвиду, подняла на него свои страдальческие глаза, в которых снова появились слезы:
— Я не могу, Дэви. Не могу. — В ее голосе звучало отчаяние.
Положив книгу на пол почти рядом с моими коленями, Дэвид взял личико Франни в свои большие ладони и озабоченно спросил:
— Что случилось, Франни? Кто-то тебя сильно напугал. Скажи мне, кто?
Девушка, сверкнув глазами, упрямо покачала головой.
— Тебе лучше самой мне обо всем рассказать, — в его интонации появилась настойчивость, — потому что я так или иначе все выясню. Ведь я всегда обо всем узнаю. Правда?
Франни, уловив «угрозу», как подкошенная упала на грудь Дэви, спрятав лицо в полах его расстегнутой куртки.
Дэвид спросил меня:
— Она давно здесь?
— Я не знаю. Нас почти весь день не было дома.
— Вставай, мы уходим отсюда! — Он хотел подняться с пола, но плачущая девушка еще крепче прижалась к его груди. — Все, Франни. Хватит! Я отведу тебя домой. — Голос прозвучал строго. Дэвид, словно рассерженный отец, долго терпевший капризы своего ребенка, обхватил Франни за талию своей огромной рукой и понес к приставной лестнице.
Держа девушку под мышкой, как будто она была туго свернутым спальным мешком. Маквей спустился в комнату и поставил Франни на ноги.
— Вы спускаетесь? — спросил он меня.
— Я сама, спасибо.
— Тогда до свидания, мисс.
Я снова села на пол и взяла книгу в красном переплете. Спору нет, Франни была странным созданием, но то же самое можно сказать и о Дэвиде. «Обещай не падать духом». Я внимательно рассмотрела книгу. Она состояла из сшитых листов плотной бумаги явно ручной выделки, и на каждой ее странице красивым витиеватым почерком было написано стихотворение. С моей точки зрения, эти дилетантские вирши нельзя было отнести к поэзии. На первой странице книги стояла дата: 24 января 1919 года, сопровождаемая многозначительной фразой: «Сегодня возвратился домой с желанием жить».
Ниже на этой же странице были начертаны слова, вроде своеобразного девиза: «Никогда не падай духом». На следующей странице помещались стихи, которые Дэви Маквей предлагал повторить девушке. Я прочитала их полностью.
Обещай не падать духом
Доморощенные стихи были сентиментальны, но таили в себе какое-то согревающее душу очарование. Я перелистала страницы. Сборник состоял из стихов, представлявших собой рифмованные философские размышления. Меня заинтересовало, кто сочинил эти опусы, однако имени автора не значилось ни в конце, ни в начале книги. Возможно, «поэтом-философом» был отец Дэвида?
Кроме разбросанных по полу, на чердаке были и другие фолианты. В одном из углов лежало довольно много книг по искусству, среди которых я увидела руководства по изготовлению гравюр, эстампов и художественной обработке дерева. Но больше всего мое внимание привлек листок бумаги, засунутый между двумя стопками книг, на котором выделялась лаконична надпись: «Не трогать!»