Вернулись с рекогносцировки офицеры, начали строить взводы и роты. Но батальон не успел еще оформиться в походную колонну, как раздалась тревожная команда: «Воздух!» Над лесом проплыла тройками стая «юнкерсов». Строй батальона рассыпался, бойцы и командиры метнулись к оврагу.
Бомбардировщики развернулись, пошли над лесом вкруговую, один за другим отваливаясь в пике. От самолетов отделялись черные капли и косо неслись к земле чуть правее нас. Когда «юнкерсы», сбросив свой груз, исчезли, батальон вышел на западную опушку дубравы. Впереди лежало голое холмистое поле. Там — вражеские позиции. Выбить с них немцев и предстояло нашим ротам. Расчет, в котором я числился, еще не получил нового пулемета вместо разбитого в Коротояке, и мы действовали как стрелки. Первая атака вспоминается словно бредовый сон.
Выкарабкиваюсь из траншеи наверх. Холодок по спине, во рту пересохло… Пригибаясь, зигзагами — вперед! Стрельбы почему-то не слышу, но справа и слева от меня падают бойцы. Кто-то на бегу плюхается плашмя в выгоревшую траву. Кто-то приседает на корточки, вертится юлой, страшно кричит.
Впереди чернеет выброс земли. Добежать бы… Спрыгиваю в воронку. Небольшая, круглая. Скрючиваюсь в ней, устраиваю ППШ на глинистых комьях, нажимаю на спуск. Автоматная очередь возвращает меня в реальность. Куда стреляю? Надо же прицелиться! С трудом различаю желтеющие брустверы вражеских окопов. Оттуда густо поливают свинцом. Пули взвизгивают надо мной. Теперь, уже прицельно, бью по желтому брустверу.
— Перебежками, вперед!
Это командир стрелкового взвода — низенький, проворный лейтенант. Он в рывке минует меня, падает и отползает в сторону. Уже не стройной цепью, а вразнобой, поднимаются залегшие стрелки. Эх, была не была! Вскакиваю, бегу. Разрывная пуля резко щелкнула у ног. Падая, почувствовал тупую боль в локте, рукав гимнастерки лопнул. Забирая вправо, ползу к бугорочку. Он крохотный, этот плешивый бугорок. И все-таки укрытие… Ссадина на локте кровоточит.
Потом мы еще поднимались в перебежки, ползли по-пластунски. И гнетущее ожидание — вот и тебе сейчас придет конец — как-то притупилось: не знобило уже, не сжимало сердце. Туман в голове рассеялся, оставив место соображению. Включилась интуиция.
Тайны человеческой психики… Столько лет прошло с тех пор. Кажется, многое познано, осмыслено. А интуиции, наития в бою — объяснить не могу. Но есть. Есть!
На том выжженном солнцем и свинцовым огнем сторожевском поле она, интуиция эта, меня уберегла.
Мы уже продвинулись метров на двести. Я успел отрыть окопчик лежа. Казалось бы, перетерпи в нем, пока не закончится минометный обстрел… Но меня что-то не устраивало здесь, что-то подтолкнуло, и я переполз шага на четыре в сторону, в еще дымящуюся воронку, образованную только что прогремевшим взрывом: наверно, вспомнил слышанную фронтовую примету — дважды в одно и то же место снаряд не попадет. Что-то ведь подтолкнуло вспомнить.
Скатился я в воронку, и тут же в оставленный окопчик влетела мина. Оглушила, затмила свет, обсыпала землей… А осколком не затронула…
Вспоминаю и другой подобный случай, происшедший позднее у днепровской переправы, в левобережной деревушке Андруши…
Вечерело. Мы с политотдельцем капитаном В. А. Антаковым находились в пустой хате в ожидании лодки, чтобы переплыть на плацдарм. Слышим, загудело. Вышли во дворик. Тройка «хейнкелей» заходит над местом переправы, из-за горы выплывает вторая. У самой хаты — щель. Мы в ней уже отсидели час назад, когда самолеты бомбили Андруши.
— Давай в щель, — позвал Антаков.
— Может, в погребок? — предлагаю ему. Козырек его, обложенный связками кукурузных стеблей, маячил с края огорода.
— Что тебе вздумалось? Тут надежнее.
— Пойдем туда!
Капитан неохотно пошел за мной, недовольно ворча:
— Что там — что здесь. Один хрен. Не угадаешь.
Бомба угодила в хату, разнесла ее по бревнышку. Щель сплющилась, ее завалило обломками. В ней бы нам, конечно, не уцелеть.
— Чудеса! — подивился Антаков. — Как ты предугадал?
— Ничего не предугадывал. Слепой случай.
Да, гибель в бою — совокупность и ошибок, и случайностей, и стечения обстоятельств. Предвидеть ее трудно, но интуицию нельзя сбрасывать со счетов. Она тоже своего рода опыт.
Тот бой на сторожевском поле был тяжелым и безрезультатным. Весь день мы штурмовали оборону гитлеровцев, но плотный огонь немцев отбрасывал нас обратно. К исходу дня удалось продвинуться вперед лишь метров на триста и здесь окопаться.