О появлении в редакции Венеры узнали в политотделе, в штабе дивизии. К нам стали заходить офицеры — сначала в одиночку, а потом и группами. Одни искренне восхищались статуэткой, другие посмеивались над нами: «Вот чудаки-газетчики! Нашли себе забаву».
В Бреслау давали для фронтовиков концерт вахтанговцы. Двое артистов зашли к нам в редакцию. Тот что постарше, пытался уговорить меня отдать ему Венеру, даже предлагал деньги. Я устоял. Шедевр древнегреческого ваятеля Александра, хотя и в копии, был для меня бесценным трофеем. А деньги за время войны для фронтовиков как-то утратили цену! Мы их не видели: начфины переводили наше денежное содержание по аттестатам семьям.
Я разыскал небольшой чемоданчик и, когда мы переезжали с места на место, бережно упаковывал в него безрукую богиню, обернув ее тряпками и газетами.
Особенно настойчиво выманивал у меня Венеру Костя Гудков: предлагал за нее свои лучшие книги, собранные на фронтовых путях-перепутьях, даже те восемь томов «Литературной энциклопедии», что возил с собой с Днепра. Но все его попытки завладеть Милосской до поры до времени терпели неудачу.
Однажды, после войны уже, когда мы жили в небольшом селении под Бреслау в ожидании расформирования дивизии, Костя все-таки уломал меня.
— Ну, — подталкивал меня плечом Гудков, — сделай доброе дело. Тем более скоро мы расстанемся, и, может быть, навсегда. Бери энциклопедию на память. А Венера станет напоминать мне о тебе…
В груди у меня что-то защемило, оттаяло. И я сдался. Костя завладел Милосской и еще аккуратнее, чем я, упаковывал ее при переездах.
Мы двигались своим ходом, двумя редакционными машинами на Родину — через Силезию, через Польшу. Газета продолжала выходить для воинов сборной дивизии, подлежащих демобилизации.
На остановках Гудков вынимал из чемодана Венеру и ставил ее перед собой на стол у радиоприемника, записывая спецпередачи для газет.
Очень трясся капитан Гудков над Венерой и, однако, не уберег.
Приехали мы в польский городок — здесь намечался трехдневный отдых. Костя, как всегда, вынул Венеру из чемодана и… ахнул! У статуэтки отвалилась голова. Мы все горевали. И хозяйка-полячка ахала вместе с нами:
— Яка пенкна паненка! Ай-яй, згинела… — и стала упрашивать пана капитана оставить Венеру у нее. Гудков, досадливо махнув рукой, согласился.
У меня сохранился фотоснимок тех времен. Капитан Гудков облокотился на стол, поддерживая рукой свой раздвоенный подбородок. Перед ним — Венера Милосская, во всей своей волнующей, чистой красоте…
Из дневника
19 апреля. Скоро два месяца, как мы возимся с Бреслау. Пали Данциг, Гдыня, Кенигсберг, а мы все топчемся на месте.
30 апреля. Мы накануне величайшего торжества — окончания войны. С часу на час ждем об этом сообщения.
А гарнизон Бреслау не сдается. Немцы сражаются с упорством обреченных фанатиков. Черт знает, как обидно умереть на пороге Победы… Сегодня погиб командир батареи капитан В. Н. Иванников. Всю войну прошел без царапинки, а тут, на ее исходе, осколок оборвал ему жизнь.
2 мая. Берлин взят!
7 мая. Немецкий гарнизон Бреслау капитулировал. Тысячные колонны пленных тянутся по улицам.
9 мая. 2 часа 30 минут. Сейчас только слушали по радио сообщение об окончании войны. Что говорить, что писать! Ни слова, ни музыка не в состоянии отразить чувство радости, счастья, охватившее нас!
Самый лучший дом в Германии
В Бреслау, в завершающие месяцы войны, я обзавелся трофейным фотоаппаратом. Снимал напропалую все подряд. В небольшом по формату альбоме, который у меня появился еще на Курской дуге, по приходе в редакцию накапливались снимки фронтовых товарищей, сделанные нашим политотдельским фотографом Игорем Венюковым. Последние страницы альбома заполнены моей собственной фотопродукцией. Два снимка считаю для себя историческими.
…Двухэтажный продолговатый дом с островерхой крышей. Такой же, как все другие, — стандартный, безликий. Заснят в двух ракурсах: с фасада и с торца. Крыльцо с козырьком-навесом. На темном фоне стен — белые щербинки: отметины от пуль. На торцевой глухой стене — обширное светлое пятно с брызгами: ударила мина.
Под снимками надпись:
«Самый лучший и светлый дом в Германии. Здесь для меня закончилась война.
Козель — предместье Бреслау. 9 мая одна тысяча девятьсот сорок пятого года».
Рассматриваю снимки и вспоминаю тот день, вернее, ночь.
…Я сонно дежурю у радиоприемника. Идет скудная информация о событиях в мире. Полосы уже сверстаны, а печатать газету начнут только утром. Таково распоряжение редактора. В последние дни в ожидании чрезвычайных сообщений печатник запускает «американку» только после того, как закончится сеанс радиоприема.