Тишина. Все опят: на нижнем этаже — наши полиграфисты, на верхнем — офицеры редакции. Из соседней комнаты через растворенную дверь доносится безмятежное похрапывание. Это дает «концерт» майор Родыгин.
У меня слипаются глаза, и диктор, мнится мне, позевывает, запинается на каждом слове, растягивает фразы.
Потом он смолк. В приемнике слышится потрескивание, шуршание. Переключаюсь на другую волну и вздрагиваю.
— Говорит Москва…
Густой, громыхающий бас Левитана мощно резонирует в комнате, раздвигая стены, взрывая ночную тишь. Вот оно!
Стучу кулаками по столу, что есть мочи бью ногами по полу. Вбегает взъерошенный редактор, на ходу застегивая гимнастерку.
— Ты что?! — и тут же, поняв в чем дело, громко командует:
— Все сюда! Подъем!
Левитан читает акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил, Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении9 мая Праздником Победы.
Мы, сгрудившись у приемника, стоим онемевшие, оглушенные долгожданной вестью. Лицо старшины Тарасова, обычно насупленное, непроницаемое, озарено открытой радостью, по впалым щекам катятся слезы. Майор Родыгин пытается прикурить папиросу, а спички ломаются. Наборщик Саша Щербаков никак не застегнет пуговицы нательной рубашки. Ромка Скоробогатов вскакивает на стул и начинает отплясывать, но редактор одергивает его:
— Тихо!
Голос Левитана отгромыхал. На минуту воцарилась звенящая тишина и вдруг раскололась обвалом восклицаний, поздравлений, криками «ура!». Мы тискаем друг друга в объятиях, обмениваемся не словами, а междометиями.
Костя Гудков властно оттесняет меня от стола, деловито усаживается на стул, переключает приемник на нужную волну. Сейчас должна начаться передача для газет.
Родыгин тянет меня за рукав.
— Пошли!
Выбегаем на крыльцо, палим из пистолетов.
В соседнем подъезде располагался комендантский взвод. Там в окне заметался луч фонарика, потом вскинулась зычная команда: «В ружье!»
— Победа! Победа! — кричим мы с Родыгиным в ночь. И наш клич повторяется многоголосым эхом на улице, в ближайших кварталах, над всем городом, лежащим в развалинах. В чернильное небо, к звездам, взлетают ракеты, небесный свод перечеркивают пулеметные и автоматные трассы, рвут в клочья зенитные снаряды.
Город вмиг проснулся в грохоте и гаме.
Торжественно и ликующе звучал последний аккорд завершенной битвы.
Из писем
12 мая
Вот и все. Кончилось! Это огромная удача в моей жизни. По правде сказать, я не питал надежды остаться живым. Тебе почти не писал об опасностях, которые меня подстерегали в течение трех фронтовых лет. Достаточно сказать, что я трижды попадал в окружение…
Сегодня, после Победы, мы вспоминаем тех, кто не дождался этого светлого дня. Я вспоминаю братишку Витю, Ваню Потехина и ещё многих, с кем меня столкнула фронтовая жизнь и кто не дожил до этого праздника…
Из писем
1 июня 45 г., Германия
Каждое утро я наблюдаю из окна за деревом со скворечником и восхищаюсь милыми трудолюбивыми птахами Вот образец семейных забот: целый день они носят пищу своим желторотым птенцам. А как скворцы по утрам поют! Значит, хорошо им живется на свете коли так поют.
Пришла и нам пора обзаводиться своим скворечником