Уже будучи сотрудником дивизионной газеты, я часто наведывался в свой бывший расчет. После Лошадкина им командовал сержант Терентьев, член партии, молодой, не по возрасту степенный, рассудительный парень.
В боях на Курской дуге его сменил комсомолец Михаил Кузнецов. Под Обоянью расчет в составе Кузнецова, Власкина и Белова не дрогнул, когда на наши позиции накатывались одна за другой цепи атакующих фашистов. Пулеметчики косили их разящим огнём, отсекали от танков. Бой начался утром, а к исходу дня Миша Кузнецов остался у «максима» один. Но пулемет продолжал бить по врагу.
На Букринском плацдарме, за Днепром, расчет имени Лошадкина возглавил комсомолец младший сержант Джумбаев. Он очень гордился этим. Когда его спрашивали, как воюете, на скуластом лице Джумбаева расплывалась широкая улыбка, и он отвечал:
— Как положено!
Однако рассказ о Лошадкине увел нас далеко вперед во времени. Возвратимся же в январь сорок второго.
Дивизия наша продолжала наступление на Белгород. В одном из боев была взята в плен большая группа вражеских солдат и офицеров. Колонна пленных — 1200 человек — конвоировалась пешим порядком за Дон, на станцию Хреновую. Меня назначили старшим конвоя, выделили в распоряжение 14 бойцов и старшину пятой роты Климентьева с санной повозкой.
Большей охраны для сопровождения обезоруженных пленных и не требовалось: никто из них не помышлял о побеге. Куда бежать? Линия фронта отодвинулась на юго-запад, бои полыхают где-то под Белгородом — отсюда не слышно. Улизнуть в буранную чуждую степь, чтобы замерзнуть, превратиться в ледышку? К тому же большинство пленных — венгры, успевшие разочароваться в своих союзниках.
Пленные шли на восток покорно. Немцы шагали понуро-отрешенно. Венгры — говорливо, даже весело: наконец-то вырвались из этой кутерьмы, избавились от войны, черт бы ее побрал вместе с Гитлером!
Охрана колонны в общем-то мало беспокоила. Одолевали другие заботы: организация питания пленных, ночевок в январскую стужу. Для ночлега использовали большие населенные пункты, где имелись кошары, сараи, клубы, церкви. Удалось решить и вопрос с питанием: тыловые службы стали доставлять в заранее условленные села продукты с трофейных складов — кирпичи хлеба, консервы, галеты.
Умаялись, пока довели колонну до места. И сразу же — в обратный путь. Догнали свой полк аж под Полтавой: в Котельве.
Горькая то была встреча… И в батальоне, и в роте не застали многих. Вместо погибшего капитана Юдина батальоном командовал капитан Маркин, нашей пулеметной ротой — старший лейтенант Шакиров. Выбыли по ранению Ходак, Варюхин, многие солдаты и сержанты. Убиты Толя Козлов, Иван Чазов… Вышедших из строя пулеметчиков заменили мужчины из освобожденных Богодухова, Гайворона, Ахтырки. Разношерстный народ, не обученный солдатскому делу!
В Котельве меня назначили вместо Варюхина и месяц спустя присвоили звание — «младший лейтенант».
А фронт примолк. Котельва гостеприимно потчевала сибиряков-освободителей варениками и галушками. Фронтовая братва, прошагавшая с донских рубежей сотни километров, пользовалась передышкой: банилась, чинила и подстирывала обмундирование. Благостная тишина. Уж не конец ли войне?
В ротах шел пересуд:
— Застрянем здесь аль пойдем дальше?
— Пока не растеплило, надо гнать немца.
— Тоже мне воевода! Чем гнать-то? Изнеможили мы, выдохлись.
— Да, подкопить силенок не мешало бы…
— То-то и оно. Фашистов одним «ура» не возьмешь. Танков бы нам на подмогу…
Танки и свежие силы накапливались, но с другой стороны. Офицеры в наших штабах тревожно склонились над картами. Немцы собрали под Харьковом мощный броневой кулак — танковые и механизированные дивизии. Со дня на день двинут в контрнаступление.
Оно началось второго марта — острым клином в направлении Белгорода. Над нашей дивизией нависла угроза попасть в «мешок». Мы в ротах и батальоне ничего пока об этом не знали. Удивились только, почему было приказано срочно окапываться на восточной окраине Котельвы — ведь противник отступил на юг. А чуть позже поняли, в чем дело: с востока, от Харькова, приближался орудийный набат.
Ночью меня разбудил Шакиров:
— К комбату! Всех командиров и замполитов.
Впотьмах идем в штаб батальона. Ночной вызов — значит, что-то чрезвычайное. В хате, занятой штабом, накурено. За столом, кроме капитана Маркина, командир полка подполковник Шевченко, его заместитель по политчасти майор Шардубин.
— Все собрались? — спрашивает комбата Шевченко.
— Все.
— Товарищи командиры и политработники! — Шевченко встал, обвел внимательным взглядом собравшихся. — Немцы прорвали нашу оборону. Получен приказ об отходе дивизии на новые рубежи. Второму батальону поставлена ответственная задача — прикрыть отход полков. Вам придается батарея полковых пушек. Держаться сутки. Здесь, в Котельве.