В общем, не вовремя пришел к нам корреспондент — не остыли еще, не отошли мы от горячки боя. Приди он немного позднее, когда душевное напряжение уже спало, наверное, по-другому бы его встретили.
Тогда я этого ясно не осознавал, меня раздражала настырность капитана. Но заметку о пулеметчиках я все-таки написал. Появилась ли она в армейской газете, не знаю: не все ее номера доходили до нас. Но вот теперь, идя с Шардубиным на передний край, я думал, не окажусь ли в положении того капитана? Нет, никаких расспросов. Только посмотрю.
И это было правильное решение. Позднее мне не раз приходилось натыкаться на колючие глаза бойцов и командиров, если я лез к ним со своими расспросами не вовремя. Кстати, описания того жуткого боя на Курской дуге, когда немецкие танки утюжили первый батальон и часть третьего, в нашей газете не появилось. Я рассказал о нем лишь по окончании войны, занимаясь по заданию начальника политотдела рукописной боевой историей дивизии.
То, что мы увидели на позициях первого батальона, потрясло. Во многих местах траншеи и ячейки были вспороты, разрушены, деформированы. Некоторые землянки, с торчащими наперекосяк бревнами, зияли провалами. Бойцы расчищали разрушенные участки траншей, откапывали заваленных товарищей — живых и мёртвых. Работали люди спешно — чтобы успеть спасти тех, кто еще не задохнулся под завалами. Слышались короткие реплики: «Давай, давай…», «Скорее, сюда!», «Осторожно, он жив»…
Комсорг первого батальона лейтенант Пермяков лежал на дне огромной воронки от бомбы, около него возилась плачущая санитарка, перебинтовывая ему голову, руку и ногу. Я не сразу узнал Костю. Его широкое румяное лицо посерело, губы вспухли. Но меня поразила не эта перемена, а то, что Пермяков как-то блаженно улыбался и спрашивал санитарку:
— Ну как? Наша взяла? Задали мы фрицам перцу! А? Ну как?
Меня Костя не узнал или просто не заметил: он был в невменяемом состоянии, в его расширенных, словно пьяных, глазах сиял восторг. Комсорга понесли на носилках. Уносили в полковую санроту и других раненых. Я навестил Пермякова через день в санбате. Он уже пришел в себя, лежал на койке тихо и постанывал. Врачи вынули из него двенадцать осколков.
— Знаешь, когда танки начали пахать нас, думал, хана. Мороз по спине… — рассказывал глуховато Костя. — А потом что-то случилось: страх исчез, осталась только злость.
«Что-то случилось» не только с Костей Пермяковым. По рассказам участников этого боя, в самый тяжелый момент схватки с танками у людей наступил психологический перелом, четко обозначилась только одна возможность — драться. И страх отступил. Его оттеснили гнев, неистовость, ярость, неукротимый порыв: биться до конца, до последнего вздоха.
Командир взвода младший лейтенант Лебедев был ранен в грудь и руку, кашлял кровью. Санинструктор пытался увести его в блиндаж, но Лебедев крикнул:
— Уйди! Я могу и левой рукой стрелять!
Так и не ушел в укрытие. И был убит.
Не оставили поле боя командир 9-й роты Кулиничев, старший сержант Райков, парторг пулеметной роты Закиров, получившие по несколько ранений. Это был наивысший, массовый взлет боевого духа, ярчайшее проявление силы воли, сознания своего долга.
И немецкие танки не смогли пробить эту живую стену. Отступили.
«Гроза» против «Тигров»
Еще до начала битвы на Курской дуге в дивизии широко распространилось движение за получение артиллеристами и минометчиками звания ефрейторских расчетов. Родилось оно в артиллерийском полку по инициативе парторга батареи старшины Кайсина. Именно в его расчете впервые в дивизии все номера освоили обязанности наводчика и получили ефрейторские погоны — свидетельство высокого боевого мастерства. У Кайсина быстро появилось немало последователей.
Как только расчет становился «ефрейторским», получала «персональное» наименование и пушка. Артиллеристы сами его придумывали, и вскоре на щитах многих «орудий засияли выведенные белой краской грозные имена: «Шквал», «Гроза», «Стрела», «Молния»…
Из артполка это движение перекинулось в артиллерийские и минометные батареи стрелковых полков. Но наибольшее количество «ефрейторских расчетов» было подготовлено в нашем отдельном истребительном противотанковом артиллерийском дивизионе. Немалую роль в этом сыграла дивизионная газета, активно пропагандируя почин парторга Кайсина.