Может быть, не совсем справедливо, но тогда слово «фашист» мы отождествляли со словом «немец». Потому что видели: одетые в солдатскую униформу немцы, в массе своей одурманенные гнусной идеологией расового презрения к другим народам, были беспощадны.
По прошествии многих лет приходишь к выводу — история в чем-то повторяется. Нам, солдатам Великой Отечественной, казалось: с фашизмом покончено, возврата к нему не будет. Но время свидетельствует — человеконенавистническая мораль, увы, процветает и в наши дни. В ином виде, в другой форме. Но суть осталась прежней. И более грозной! На карту ставится уже не свобода того или иного народа, а сама жизнь на планете.
III. Я пришел к тебе, Днепр…
Командир третьего батальона 957-го стрелкового полка капитан Ираклий Окроперидзе страдал и от осколочной раны в ноге, и от сознания, что он выведен из строя в самый неподходящий момент.
Надо же было такому случиться: батальон уже вытеснил из Переяслава последние остатки оборонявших город гитлеровцев, уже торжествовал очередную победу, как откуда-то залетел вражеский снаряд, треснул, ослепил — и комбат, споткнувшись, свалился на бок.
И вот теперь, лежа на повозке, отправляемой в санроту, Окроперидзе переживал свою личную неудачу. Да, придется «загорать» на медсанбатовской, а может, и на госпитальной, койке…
Недавно выдвинутый на батальон, по-хорошему честолюбивый, горячий и решительный в боевой обстановке, Ираклий не особенно скрывал, что он постоянно стремится в чем-то «утереть нос» другим комбатам полка. И ему удавалось это не раз с тех пор, как он после Курской дуги отмерил с батальоном немалое расстояние, ведя его от рубежа к рубежу.
Очень надеялся Окроперидзе, что командир полка подполковник Шевченко поручит ему первым переправиться через Днепр. К этому все и шло. Сегодня Шевченко, разговаривая с комбатом-3 по телефону, сказал:
— После Переяслава — сразу к Днепру, — помолчал многозначительно и добавил: — Смотри, как бы тебя кто не опередил!
…Повозке пора трогаться, а Ираклий уже который раз одергивает ездового: «Погоди. Успеем». Красивое, точеное лицо комбата нахмурено, впалые щеки заметно побледнели, на лбу, невысоком и гладком, выступила испарина. Черные, резкие глаза затаили тоску.
— Паслушай, Володя, — наставляет он стоящего рядом начальника штаба батальона старшего лейтенанта Субботина. — Паслушай, кацо. Был мой батальон, теперь твой батальон… Ты панымаешь, куда идешь? За Днепр идешь! Большая река, сильная река. Ты нанимаешь?
— Все понимаю, — успокаивает комбата Субботин. — Все будет как надо. Люди настроены, рвутся в бой.
Подошел молоденький, с нежным пушком над углами губ, лейтенант Левин — комсорг батальона.
— Маладец, Саша! — говорит ему комбат. — Ты сегодня маладец! Видел, как шел в атаку с восьмой ротой. Ну, джигиты мои, я вернусь. Скоро…
Дальше медсанбата Ираклий отказался эвакуироваться. Так и лечил свою рану вблизи Днепра, прислушиваясь к недалекому громыханию боев на правобережье. Перехватывал каждого раненого из своего батальона, допытывался: как там и что там?
Конечно, но только комбат-3, а и вся дивизия ждала встречи с легендарным Славутичем. Знали мы, что Гитлер на весь мир растрезвонил о своем «Восточном вале» по Днепру, о его неприступности, о том, что на этом широком водном рубеже Красная Армия будет остановлена и дальше не продвинется ни на шаг.
Но мало ли что загадывал бесноватый фюрер! Мы-то были уверены: лед тронулся, после Сталинграда и Курской дуги никакие оборонительные «валы», возведенные врагом на пути нашей армии, не смогут ее остановить на длительное время. Эта уверенность поселилась в сердце каждого бойца, удваивала его силы, придавала в бою стойкость и отвагу.
Вечером 20 сентября подразделения 957-го полка вышли к Днепру в районе сел Андрушенцы и Яшники, а 955-й занял село Гусеницы, выше по течению реки. Началась скрытая подготовка к форсированию Днепра.
В прибрежных зарослях сколачивались плоты и паромы, набивались соломой мешки, к местам переправ ночью подвозились рыбачьи лодки. Чтобы ввести противника в заблуждение, саперы имитировали возведение ложных переправ, в ночное время в отдалении от мест форсирования разжигали костры, привлекая немецкую авиацию.
Тем временем была проведена инженерная разведка реки. Дивизионный инженер Михаил Иванович Кудлаев доложил комдиву: ширина Днепра достигает 450 метров, глубина — от 3 до 12 метров, скорость течения — 1-2 метра в секунду.