Северин сказал комбату: «Лодки отправлю обратно. Чтоб не было соблазну… И партбилет мой возьмите».
Одна за другой отрывались лодки от берега. Разведчики Николая Кашина — на ведущей, за ней — остальные. Правый берег медленно надвигался темной стеной. Вот уже смутно прорезаются его очертания. До места высадки — семьдесят, сорок метров.
«Кажется, пронесло», — подумал Северин. Но в ту же минуту над Монастырьком взвилась осветительная ракета. Откуда-то сверху чиркнул пулемет. Пули пробили лодку, где разматывал нитку провода Николай Шикунов. Два бойца получили ранения.
— Спускаться ниже! — негромко скомандовал Северин.
Вторая очередь настигла разведчиков. Еще троих ранило, но берег был уже совсем близко. Пока загорелась следующая ракета, лодки шаркнули днищами о песок. Рота начала высаживаться.
— Вперед! — вполголоса торопил Северин. Пробежали по кустарнику метров полтораста.
— Ложись! Окапываться! — Северин упал в вымоину, стал выравнивать и углублять ее лопаткой. Шикунов пристроился с телефонным аппаратом возле командира.
— Давай связь, — приказал ротный.
Телефонист крутнул ручку.
— Алё! Алё! «Сосна», я «Кедр». Так точно, высадились. Здесь он. Передаю. Вас, товарищ старший лейтенант…
Взяв трубку, Северин услышал отдаленный голос Потылицына:
— Докладывай!
— Мы на месте. Чуть ниже. Окапываемся. Ранены пятеро. Нет, пока тихо… Все по плану. Лодки с ранеными отправил обратно. Да, конечно. Если что, дайте огоньку по селу.
Рота поспешно зарывалась в землю. Шикунов-успел углубить свой окоп по плечи.. Северин оставил укрытие, наказав телефонисту отвечать на запросы комбата.
Десант расположился на маленьком плацдарме дугой. В центре пулемет Оплачко и сержант Григорий Задорожный с телефоном. Поговорив с ними, ротный пошел дальше, на левый фланг, к разведчикам. Только присел у ячейки Кашина — сзади поднялась стрельба, послышались гортанные выкрики немцев. Их перекрыл тревожный зов Задорожного:
— Сюда! Окружают…
Северин с разведчиками бросился на выручку. Пулеметный распет Оплачко и связист отбивались от фашистов гранатами. Помощь подоспела вовремя. Ведя на бегу огонь из автоматов, разведчики вынудили гитлеровцев отступить.
Старший лейтенант вернул Кашина с разведчиками на левый фланг, а сам спустился в окоп пулеметчиков.
— Просмотрели, — признался Оплачко, — увлеклись оборудованием ячейки.
— Назначьте наблюдателя. И чтоб не дремал!
— Тут не до дремоты… — отозвался Задорожный. — Обнаружили нас. Теперь не дадут покоя.
— А мы сюда перебрались не для покоя, — ответил ему Северин. — Как связь?
— Порядок. Дать левый берег?
— Пока не надо, — ротный вылез наверх. — Пройдусь к Тимченко. А вы тут не зевайте.
— Привет от меня землячкам-старичкам, — сказа 3адорожный.
— Это кому же?
— Тимченко, Овчарову и Левченко.
— Вы тоже из Краснополья?
— Ахтырский я. Сумчане мы все.
— Везет, мне сегодня на земляков! — вырвалось у Северина, и он, раздвигая руками кусты, пошел на правый фланг.
Оборонительный рубеж в основном был готов: окопы отрыты, соединены общей траншеей. Пора поднимать шум. Командир роты вернулся в свою промоину, Пока он отсутствовал, Шикунов превратил ее в добротную ячейку с покатым бруствером.
— Звонил комбат? — осведомился Северин.
— Звонил недавно.
— Давай, крутни.
Потылицын откликнулся сразу:
— Что у вас там за стрельба была?
— Небольшой сабантуй. Отбили наскок. Все готово, Понял… Начинаем…
Передав трубку Шикунову, Северин громко скомандовал:
— Всем открыть огонь! На три минуты.
Заполыхали выстрелы. Маленький плацдарм уже не таился, а как бы выставил себя напоказ: вот я! К нему потянулись трассы ответного огня из Монастырька, с высот напротив, с обрыва справа, над Днепром. Пунктирные нити сходились участке берега, где обозначила себя рота Северина. Пули секли кустарник, чмокали в брустверах.
— Раззудили мы фрицев — окрысились, — довольно заметил Шикунов.
— Пусть палят. Сейчас их накроют, — уверенно произнес Северин.
В тот же миг по обнаружившим себя огневым точкам врага ударили из-за реки наши артиллеристы и минометчики. Разрывы отдавались эхом в правобережных скалах Днепра.
— Прекратить огонь! — приказал ротный. — Усилить наблюдение!
Плацдармик замолк. А растревоженные немцы не унимались, продолжая интенсивный обстрел. Бушевала и наша артиллерия. Она трудилась прилежно и долго. Лишь с рассветом громовые раскаты затихли.
Над песчаными увалами левобережья всплывало набухшим абрикосом неяркое осеннее солнце. Зачинался день — 24 сентября 1943 года. Может быть, последний для тех, кто высадился ночью на этот неприютный, уже успевший пропахнуть порохом клочок земли…