Коротояк
Небольшой, заштатный городок этот приютился на правом берегу Дона. С начала августа там хозяйничал огненный смерч, рушились дома, лилась кровь. Батальоны соседней дивизии вели тяжелые уличные бои, отбивали остервенелый напор немцев, решивших любой ценой ликвидировать наш плацдарм, сбросить в реку истощенные в неравных схватках подразделения.
На помощь им в ночь на 17 августа были брошены два батальона нашего полка — первый под командованием капитана Федорова, второй — во главе с капитаном Юдиным. Вот тут-то мы и познали полной мерой, что такое настоящая схватка с врагом…
По жиденькому понтонному мосту, расхлестанному немецкими снарядами и бомбами, чиненому-перечиненому, второй батальон, вслед за первым, перебирался на правый берег, в охваченный пожарами Коротояк. Вдоль узкого бревенчатого мостика тянулся на шатких столбиках мокрый канат. Держась за него рукой, ощущая, как ноги по щиколотку утопают в журчащей воде, мы вереницей шли на тот пылающий берег. Темное зеркало реки играло красными бликами, по нему словно растекались кровяные разводья.
Справа оглушающе плюхнулась мина, вздыбив столб воды, охолонув брызгами. Потом рвануло впереди, ближе к мостику. Кто-то ойкнул.
— Стой!
— Что там?
— Лубсанов… Тяни за руку. Да помоги же ему! — услышал я сдавленный голос Чазова.
Лубсанова вытащил из воды Лошадкин.
— Ранен?
— Не. Поскользнулся… Станок пулемета сорвался.
— Вот те раз! — растерялся Чазов. — Как же теперь?
— Чего застряли? — К Чазову вернулся командир роты Ходак.
— Станок утонул.
— Вперед! — скомандовал ротный. — Бегом!
Мы выскакиваем на берег, идем за Булыгиным вдоль каменного забора, через пролом входим во двор двухэтажного дома.
— Ждать здесь, — приказывает Ходак. — Командиры взводов — за мной!
Быстро светало. Где-то за зданием хлопали нечастые винтовочные выстрелы. Мы сидели у стены дома молча: всех сковало ожидание того грозного момента, когда надо будет встать и пойти навстречу неизведанному. Даже курить не хотелось! Да и предупредили: нельзя.
Подсасывало, холодило под ложечкой. Только ли у меня? А у Сашки Шадрина? У Лошадкина? У Буянтуева? Смотрят в сторону. Наверно, и у них… Но никому не хотелось, чтобы другие заметили состояние внутренней напряженности. Так, в скрытом преодолении самого себя и вызревает самообладание.
Вернулись офицеры. Станковые пулеметчики, повзводно приданные стрелковым ротам, расходились по своим местам, устанавливали пулеметы в проемах пустых окон кирпичных зданий — кто на первом, кто на втором этаже.
Прилаживаем с Шадриным пулемет у окна, на низком столике, обкладываем кожух кирпичами. Их тут навалом во дворе: вражеская артиллерия и самолеты поработали усердно. Саша, как и я, студент — учился в институте железнодорожного транспорта. Летом сорок первого приехал на каникулы к родителям в Иркутск, и здесь его призвали в армию. Шадрин могуч в плечах, хмуроват и неразговорчив.
Утро разгулялось, а с ним и перестрелка стала разгораться. Пули шлепались о стену дома, влетали в окна. В соседней комнате кто-то вскрикнул, послышалась возня. Два стрелка вынесли убитого в коридор. Один из бойцов бросил на ходу: «Сержанта нашего. Наповал».
Но где же противник? Откуда стреляет? И не пора ли заговорить нашему «максиму»? Лента заложена в приемник. Две нераскрытые коробки с запасными лентами стоят наготове под рукой.
Появляется командир роты Ходак — крупнотелый, медлительный, с грузной медвежьей походкой, как всегда флегматичный. Некая противоположность нашему взводному Булыгину, тоже высокому, но худощавому, с энергичными движениями. Оба приседают на корточки у окна, осторожно, не высовываясь, смотрят на улицу.
— Батальону поставлена задача атаковать маслозавод, — говорит Ходак. — Видите трубу завода? Перед ним, по бугру, — улица, одноэтажные дома. Это передний край немцев. Сигнал атаки — зеленая ракета. Прикрывать огнем стрелков. А пока вести наблюдение, засекать огневые точки противника.
Ходак и Булыгин сошли на нижний этаж. Там расчет Чазова. Полчаса назад я ходил за кирпичами и видел, как Чазов с Лубсановым пристраивали кожух пулемета у окна. Вместо утонувшего в Дону станка они поставили на попа кованый сундук. Что ж, и так можно стрелять…
Стрелки сосредоточиваются впереди нас — за домами и сараями, перед бугром.
И вот — ракета. Сначала тугое шипение, потом хлопок в вышине — и зеленый веер огней, падающих на бугор. Бьем по улице длинными очередями справа налево, слева направо.
Роты поднялись…
Как они поднялись!
Дружно, красиво, в-рост. Как в кино. Прокатилось над городом трубное «ура!».