Какая удача! Значит, увижусь с Иваном Кибалем. Он поможет организовать материалы для газеты.
Заходим в хату, указанную солдатом. Ираклий с Иваном чаевничают. На гимнастерке Кибаля поблескивает Золотая Звезда Героя. Оба шумно приветствуют нас, усаживают за стол.
— Гоняйте чаи, начальники, — приглашает Иван. — С угощением у нас, правда, не густо: хозвзвод где-то застрял, и с трофеями невезение. Чем богаты, тем и рады. Хлеб, масло, консервы. Можно послать на кухню за пшенной кашей… Как вы?
— А что? — подхватывает Нестеренко. — Дома и солома едома!
— Что у вас новенького в верхах? — интересуется Кибаль.
— Да ничего особенного. Топчемся на месте, собираемся с силами. К вам пришли за новостями.
— И мы без новостей. Окапываемся, вгрызаемся в мерзлую землю на западной окраине Липовца. Немец притих.
— Нэ харошая тишина! — Окроперидзе ходит по комнате, прихрамывая, поскрипывая шаткими половицами. Он, как всегда, строен и подтянут. Хромовые сапоги начищены, галифе отглажены. Гимнастерка сидит на нем как влитая. Красивое выбритое лицо отдает синевой. И как он умудряется с таким форсом поддерживать картинную офицерскую стать?
— Нэ нравится, — продолжает Ираклий. — Что-то замышляют фрицы…
Кибаль пошел вместе с нами в роты. И здесь гнетущая тишина. Ни одного выстрела. Да, собственно, куда стрелять? Немцев поблизости нет. Только слышатся резкие, звонкие удары лопат о затвердевший грунт: солдаты углубляют окопы.
В полдень тишина раскололась. Вначале загромыхало где-то справа, потом отдаленная канонада донеслась и слева, и с тыла.
Нестеренко торопит.
— Пошли на КП полка. Надо узнать обстановку.
Прощаемся с Кибалем, идем в Липовец. В штабе полка узнаем — немцы начали контрнаступление, пытаются взять в котел части нашей и двух соседних дивизий. В Очеретню ворвались фашистские танки. Как там наша редакция? Успела выбраться?
Неприятные новости обрушиваются одна за другой. КП дивизии из деревни Славно переехал в Вицентовку, пятью километрами восточнее Липовца.
Решили с Нестеренко идти туда. Только выбрались на восточную окраину Липовца, как в местечке начали рваться снаряды.
— Тяжелая артиллерия бьет, — бросает на ходу Дима. — Прибавим шагу.
Идем по снежному полю. Ни кустика, ни овражка. Белая, как простыня, гладь.
Вдруг из-за дальнего леска на бреющем полете появляется «мессер». Прямо на нас. Падаем в снег. «Мессер» проходит над нами. Вижу на его желтых плоскостях черные кресты, замечаю даже ряды заклепок на крыльях. Поднимаемся, но тут же снова ложимся: самолет заворачивает, возвращается к нам. Ну, сейчас выдаст…
Летчик накреняет машину. Видим в стеклянном колпаке его голову в шлеме, очки-окуляры. Чем он нас угостит — бомбой или пулеметной очередью? Мне кажется, фашистский летчик ухмыляется.
Истребитель с громовым грохотом проносится у нас над головами и уходит к горизонту.
— Пожалел… — роняет Нестеренко.
— Нас, что ли?
— Да не нас, патроны! Глупо тратиться на двоих.
В Вицентовку пришли, когда начало смеркаться. Здесь встретил капитана Цыбулько. Он рассказал: дела наши плохие, противник вот-вот замкнет кольцо, немецкие танки — в трех километрах: в Ульяновке. В Россоше — тоже. Видимо, у них кончилось горючее. Не двигаются дальше. Вечером двенадцать фашистских транспортных самолетов сбросили на парашютах 70 бочек с горючим, но их отнесло от Россоше в наши боевые порядки.
— Где редакция?
— Переехала в Чернявку, — Цыбулько развернул карту. — Километров четырнадцать отсюда на восток.— Как будем добираться?
— Я был у начальника политотдела. Сказал ждать. К утру пойдет обоз, если не перекроют проход. С ним приказано выбираться.
Посыльный разбудил нас часа в три ночи. Начальник политотдела сказал:
— Через четверть часа отправляем в Чернявку раненых с тыловыми подразделениями. Вам тут делать нечего. Следуйте с обозом. Будьте начеку. Возьмите у раненых автоматы. Остался коридор в три-четыре километра шириной. В случае чего — прикрыть раненых.
Мы шли в Чернявку. Наш путь то справа, то слева освещали немецкие ракеты.
Проскочили! Через два часа кольцо замкнулось.
Дивизия выходила из окружения на следующую ночь.
В девять часов вечера, оставив в арьергарде первый полк, командир дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Дремин сам повел на прорыв второй и третий полки. В боевых порядках шли офицеры его штаба и работники политотдела. Как только наши артиллеристы открыли огонь по деревне Скидки и совхозу имени Тельмана, где закрепились немцы, полки с криком «ура» устремились вперед.
Противник, видимо, не ожидал прорыва именно здесь: гитлеровцы выскакивали из хат в одном белье и бежали в поле.