Выбрать главу

Рядовой Канасюк не скрывал своего настроения. Оно было у солдата явно приподнятым: так здорово все получалось! А старший сержант — молодчина. Хоть бы в одном глазу мелькнул страх. Он что, железный?

Кунучаков шел молча, придерживая висящий на груди автомат. Лицо у него было, как всегда, спокойным.

Чтобы развлечь командира, Канасюк весело сказал:

— Все дороги ведут к отдыху!

Тот обернулся к нему. Сказал негромко, но веско:

— Отдыхать будем, когда войну закончим…

Из газеты «Советская Хакасия» за 29 мая 1981 г.

«…После войны Сергей Николаевич Кунучаков работал в родном колхозе бригадиром, а потом его избрали председателем сельхозартели. Позже стал управляющим фермой № 5 Абазинского совхоза. Умер ветеран войны в 1962 году… У него четыре сына — Семен, Михаил, Олег, Георгий. Все взрослые, работают. И свято чтут память отца».

Из писем

5 апреля

…И вдруг сразу привалило три письма. В последнее время ты идеально аккуратна в переписке. Почтальон подает мне твои письма и кокетливо ухмыляется:

— От нее…

Каналья! Уже знает твой почерк!

Ты представляешь, какая чудодейственная сила заключена в письмах вообще и твоих в особенности? Фронтовикам — хлеб. Тот, кто не получает писем, плохо воюет. Это — аксиома с какой хочешь точки зрения: с политической, с идеологической, с военной. Солдату, как воздух, нужны письма, поэтому пиши мне и впредь так — каждый день!

…Валенька! Прилагаю записку моего коллеги по работе и те злосчастные седые волоски (8 штук). Не пугайся — у меня их очень мало, и майор меня замучил, выдернув штук 50 ни в чем не повинных черных.

Записка

«Друг Женя писал Вам письмо. Я с удивлением обнаружил у него седые волосы. Он попросил меня несколько выдернуть. С грустью выполняю его просьбу. Валя, ему ведь только 25 лет! У меня в его годы таких волос не было. Вот что значит 4 года войны!

Друг Евгения майор А. Родыгин».

«Лев не слышит огня!»

Мотоцикл выкатил к железнодорожной ветке, пересекавшей наискосок пригород Клеттендорф. Насыпь — высоченная, крутобокая, за ней не видно ни домов, ни фабричных труб Бреслау. Подъезжаем к огромной выемке, разорвавшей насыпь: Левинскому проезду.

— Откуда такое название в немецком городе? — недоумевает водитель.

— Видишь ли, — объясняю ему, — проезд этот появился недавно, и называют его так потому, что проделан он капитаном Левиным, заместителем командира саперного батальона.

Пока, миновав насыпь, петляем по улицам, рассказываю водителю о том, как наши саперы тут поработали. Мне приятен этот мотоциклист: сам остановился, спросил, не по пути ли, предложил сесть на заднее сиденье.

В начале штурма Бреслау эта насыпь преградила путь нашей артиллерии и приданным танкам. Дальше, в черте города, имелся переезд, но немцы усиленно обороняли его, возвели там прочные укрепления. Брать переезд — значит много людей потерять и время упустить. Комдив принял решение: взрывом проделать в насыпи проход. Поручили эту задачу опытному саперу — капитану Юрию Левину.

Ночью стрелковая рота захватила небольшой участок насыпи, и Левин вывел сюда группу подрывников Они сразу же начали рыть шурфы для взрывчатки. К утру все было готово. Стрелки отошли назад, и огромной силы взрыв огласил окрестности. В образовавшийся проход, уминая еще дымящуюся рыхлую землю, устремились наши танки, а за ними — пехота и артиллеристы.

В уличных боях саперам принадлежала важная роль. Действуя в составе штурмовых групп, они делали проходы в стенах зданий и подвалов, подрывали вражеские укрепления, расчищали путь наступающим стрелкам. В сражении за Бреслау капитан Левин проявил высокое командирское мастерство и мужество. 4 апреля 1945 года его тяжело ранило. Из госпиталя домой, в Москву, Ю. И. Левин вернулся без левой ноги…

Мотоциклист высадил меня у штаба полка, и я пошел на передовую. Надо было разыскать Федора Якубовского, отличившегося в бою. Передний край в тот час не громыхал, лишь изредка доносились выстрелы из домов, очищенных вчера от противника. Ординарец командира батальона провел меня в роту.

На втором этаже, в комнате, оклеенной кремовыми, в полоску, обоями, у небольшого отверстия, пробитого в стене, стоял с ручным пулеметом узкоплечий, среднего роста солдат.

— Якубовский, к тебе, — окликнул его мой провожатый.

Федор обернулся. На юношески чистом, бледном лице, в широко поставленных карих глазах отразилось удивление. Ординарец ушел, и мы остались вдвоем. Я уже знал, что вчера Якубовский с четырьмя товарищами ворвался в этот дом, на лестничной клетке сразил пулеметной очередью трех фашистов, и пятеро наших бойцов захватили подъезд. Рота не успела проскочить обширный двор — немцы перекрыли его фланговым огнем. Два часа маленькая группа Якубовского удерживала подъезд, отбиваясь от гитлеровцев, пока наконец рота не завладела домом. Уточняю детали боя. Пулеметчик, отвечая на расспросы, ведет через отверстие наблюдение за улицей. Наверное, досадует, что я его отвлекаю. Глаза у Федора какие-то странные, не по возрасту суровые.