— Что там, на улице? — спрашиваю.
— Тихо. Узнаю эту штрассе и не узнаю. Я ведь два года назад по ней проходил. И город знаю…
Моему изумлению нет предела: проходил по этой улице? Знает Бреслау?!
Федор Якубовский не спеша ведет свой печальный рассказ. Да, хотел написать о нем обычную короткую заметку, а придется делать большую корреспонденцию.
…Два года назад Бреслау жил спокойной жизнью. Горожане разгуливали по широким проспектам, пили в ресторанах шампанское, засиживались в кафе. Война бушевала где-то далеко.
По улице вели под конвоем колонну оборванных, голодных юношей и девушек с нагрудными бирками «ост». Среди них был и семнадцатилетний Федя Якубовский. Он хорошо запомнил эту улицу! С тротуаров смотрели на невольников немцы: без особого любопытства. Так, между прочим — равнодушно и привычно. Сколько уже таких колонн провели через Бреслау…
Без малого два года батрачил Федор у богатого помещика недалеко от города. Вместе с такими же, как он, сорока рабами трудился с раннего утра до позднего вечера. Чистил коровники и свинарники, шел под охраной надсмотрщика в поле, загружал автомашины сахарной свеклой. С трудом поднимал тяжелую лопату, а тучный, обрюзгший хозяин стоял рядом и всякий раз, когда ему казалось, что паренек брал на лопату мало, бил его хлыстом.
А Федя ослаб от хронического недоедания. Кормили пленников похлебкой из брюквы и отходами с хозяйского стола. А вот о своих свиньях помещик проявлял большую заботу, не жалел корма! Некоторые рабы не выдержали непосильного труда, голода и побоев — умерли на немецкой каторге.
Часто Федор бывал в Бреслау: ездил на сахарный завод сгружать свеклу, на товарную станцию за углем. Охранник-жандарм не спускал с рабочих глаз, подгонял грубыми окриками: «Шнель! Шнель!»Когда война приблизилась к границам Германии Феде с двумя товарищами удалось бежать из поместья. Днем прятались, где придется, а ночью шли на восток навстречу орудийной канонаде. И вот теперь Якубовский — солдат. Он вернулся в разбитый, охваченный огнем Бреслау мстителем.
— Навестить бы в поместье немца-хозяина, — угрюмо говорит Федор. — Посчитаться бы с ним. Но убежал, наверно, на запад…
Эта исповедь солдата была опубликована в нашей газете 4 апреля 1945 года.
Возвращаюсь на КП батальона. Комбат разговаривает по телефону, кого-то заверяет:
— Понял. Шумнем, как надо!
Передает трубку связисту, улыбается.
— Из полка звонили. «Лев не слышит огня!» Сейчас услышит…
Я уже сталкивался с этой ходячей фразой «Лев не слышит огня!». Своего рода сигнал, исходивший от комдива. Звонит то в один, то в другой полк, иногда и до батальона доберется:
— Не слышу огня! Что вы там — перемирие устроили?!
С Сандомирского плацдарма нашей дивизией командовал полковник Б. Д. Лев, Герой Советского Союза, получивший это звание еще до нас. Офицеры штаба о нем говорили: «Шебутной мужик, горячий». Как-то, находясь в другом полку, я стал свидетелем, как сигнал «Не слышу огня!» поднял в атаку роту капитана Шупикова. Она с боем вырвалась к мосту через канал и захватила его. Большая группа гитлеровцев оказалась отрезанной от своих. Она непрерывно атаковала позиции роты, стремясь вернуть мост, несла потери и откатывалась обратно.
В этом бою особо отличился приданный роте Шупикова расчет орудия старшего сержанта Ивана Канина. Артиллеристы били по атакующим фашистам прямой наводкой, укрываясь за щитом пушки от пуль. Особенно досаждал немецкий пулеметчик, засевший на чердаке дома. Ранило наводчика. Тогда Иван Канин сам стал у прицела и разнес чердак прямым попаданием фугасного снаряда.
Наши подразделения упорно продвигались к центру города.
Безрукая богиня
Возвратясь с переднего края в редакцию, я извлек статуэтку из тряпок, которыми ее обернул.
— Какая прелесть! — восхитился майор Родыгин, когда я поставил статуэтку на наш общий письменный стол (здесь, в Бреслау, мы впервые за всю войну работали, можно сказать, с комфортом — за настоящим, полированным письменным столом!).
— Чудо! — подхватил Гудков. — Где ты ее раздобыл?
Я и сам не мог оторвать глаз от безрукой Венеры — Афродиты. Даже неискушенному в искусстве было видно, что копию знаменитой статуи древности изваял большой и тонкий мастер.