— Эти двое не показались мне детьми, — пробормотал Говард, — равно как и дураками. Напротив, у меня сложилось впечатление, что у них были чертовски серьезные намерения.
— Возможно. Однако то, что они намеревались сделать, в любом случае не сработало бы. Такими предметами ты не сможешь провести заклятие, Говард. Это нанесет больше вреда тому, кто этим занимается.
— И все же мы должны взять это с собой, — упорствовал Говард. — Я хочу знать, кто эти двое и что они хотели сделать.
Он еще какое-то время задумчиво смотрел на меня, затем отошел от стола и снова приблизился к двери в ванную комнату. Мое сердце начало бешено колотиться, когда я увидел, как он, зацепившись левой рукой за дверную раму, наклонился и начал высматривать что-то в черной бездне, открывшейся перед ним, как жадный рот. Мне стало страшно от одного воспоминания, которое мгновенно проснулось во мне. Помещение, где нет пола… Прямоугольная шахта, что ведет прямо в подвал… Во время моего первого посещения столь «гостеприимного» дома она чуть не стала моей могилой…
— Ты знаешь, что там внизу? — спросил Говард, выпрямляясь.
— Предполагаю, что подвал, — ответил я, пожимая плечами. — А почему ты спрашиваешь?
— Мы должны спуститься, — заявил Говард. — Возможно, мы найдем там какие-то следы. Не могли же эти двое раствориться в воздухе. — Он вдруг резко развернулся. — Пойдем.
Я не стал возражать и был даже рад, что мы наконец-то можем покинуть эту комнату. Весь дом был заколдован, пропитан злой, мрачной силой, которая, казалось, следила за нами невидимыми глазами. И это был не шоггот, который чуть не проглотил меня: его присутствие я бы почувствовал. У меня даже мелькнула мысль, что лучше бы это был он — во всяком случае, тогда я хотя бы знал, какому врагу нам нужно противостоять.
Когда мы вышли из комнаты и снова оказались в мрачном коридоре, под нашими ногами что-то громыхнуло. Говард остановился как вкопанный, как будто наткнулся на невидимую стену. Шум повторился, а затем последовал сокрушительный удар, от которого содрогнулось все здание. Создавалось впечатление, словно по нему ударили мощным молотом.
Говард что-то крикнул мне, но его слова утонули в новом, еще более ужасном грохоте.
Он побежал, но не успел сделать даже нескольких шагов. Едва он достиг первых ступенек лестницы и уже занес ногу, как ему снова пришлось отпрянуть назад. Подбежав поближе, я понял, почему он так сделал.
Мои чувства не обманули меня: весь этот дом был одной огромной ловушкой.
— Ты видишь, — закричал Говард, — я был прав! Эти двое были здесь не просто так. Теперь я уверен, что кто-то в Аркаме настроен против нас.
В сложившейся ситуации его заявление не показалось мне очень уж оригинальным. Особенно когда я увидел ревущую стену огня, которая приближалась к нам с нижнего конца лестницы, сметая все на своем пути.
Когда он проснулся, его, словно мягкое одеяло, окружали тишина и темнота. Шеннон не знал, где он, как он сюда попал и даже кто он.
Молодой колдун заморгал, попытался поднять руку и обнаружил, что толстая повязка, наложенная на нее, мешает пошевелить пальцами. Острая, жгучая боль пронзила его запястье как игла. Именно эта боль стала ключом к воспоминаниям, и пелена, плотно окутавшая все его мысли, вдруг разорвалась. К нему вернулась память. И все же эти воспоминания казались… ненастоящими! Было ли это правильным словом? Он не знал. Он знал только, что в окружающей его обстановке все сложилось как-то не так.
Шеннон медленно приподнялся и отбросил одеяло. На нем были лишь пижамные штаны, а все остальное тело было перебинтовано и заклеено пластырями. Между бинтами проглядывала красная, воспаленная от ожогов кожа. Шеннон вспомнил пламя и жар.
Да, так все и было: он боролся против шоггота, который хотел убить Джеффа, а потом был тяжело ранен, так тяжело, что даже не смог воспользоваться своим тайным знанием и исцелить себя.
Решительно спустив ноги с кровати, колдун встал и тотчас почувствовал, как по всему телу прокатилась волна боли и внезапной дрожи. Раны открылись, и обе большие повязки окрасились в темный цвет. Стараясь не обращать внимания на боль, Шеннон с большим трудом проковылял к окну и отдернул портьеру. Яркий солнечный свет заструился в комнату, но он мерцал, и в его свечении было что-то чужое, нарушающее привычный порядок. У Шеннона снова возникло ощущение, что в его окружении появилось что-то чуждое и теперь все не так, как раньше. Но эта мысль ускользнула от него, прежде чем он смог довести ее до конца.