— Человек из Киммерии! Ты — сын Крома, и он не позволит тебе страдать в вечной бездне! Ты всегда был верен ему в своем сердце, и черное искусство Востока не получит твою душу!
Мрачные глаза бога сверкнули. Он взмахнул своей мощной рукой, и свет заполнил комнату. Вместе со светом Конан почувствовал, как в его тело возвращается прежняя сила. Голубой туман ослабел и растаял. Монстры пускали слюну от бешенства. Король Аквилонии сделал шаг вперед. Ужас появился в глазах Ях Чанга; стиснув в руке жертвенный нож, он замахнулся. Над потрясенной Зенобией пронесся вихрь — и тело колдуна упало на пол с сухим стуком сломанной ветки. Это Конан тигриным прыжком взметнулся над алтарем. Ужасным шепотом киммериец произнес:
— Твой последний миг настал, желтая собака! Боги осудили тебя, и твои черные чары разрушены! — и Конан продолжал, не обращая внимания на жалкое бормотание Ях Чанга: — Ты слышишь возгласы и шум? Ты видишь это пламя? Твои мечники перерезаны пленными из подземелья и людьми из Пакчанга! Твоя кровавая империя превратилась в руины! В черный ад посылаю я тебя, шакал, можешь гнить там навеки!
Мускулы Конана вздулись, послышался треск, и киммериец поднялся над неподвижным телом. Его рубашка изодралась в клочья, грудь и спина были в царапинах, а брови опалены. Варвар прошел к алтарю, нагнулся и, прилагая неимоверное усилие, выдернул кольцо из пола.
Победоносные крики доносились через дверь. Король заключил свою королеву в жаркие объятия. В эту ночь, второй раз за последние двадцать лет, Конан принес жертву Крому, богу черноволосой киммёрийской расы.
ЭПИЛОГ
В обширной, покрытой золотистой травой степи неподвижно застыли два всадника.
Один из них был гигантом, одетым в черные доспехи. Стальной шлем покрывал его голову, а к поясу был привешен длинный прямой меч.
Другой — тонкая, изящная женщина в одежде восточных кочевников. Она держала в руке кхитайский лук. Перед ними в лужах крови лежали два неподвижных тела; их остроконечные тюрбаны были окутаны цветастым материалом. Небольшое облачко на востоке указывало, в какую сторону сбежали их лошади.
— Опять туранцы, Зенобия! — проговорил закованный в доспехи гигант. Скверно, что наши лошади утомлены длительным переходом. Еще хуже, что один из этих мерзавцев убежал.
— Нам нельзя медлить, — раздался в ответ звонкий голос женщины. — Надо ехать как можно быстрее. Кто знает, может, у нас есть шанс вывернуться.
Конан пожал своими широкими плечами. Короткий отдых оживил животных, сразу перешедших на галоп. Они двинулись на запад, где вдалеке вырисовывалась цепь гор.
— Ты не знаешь туранцев? — произнес Конан. — Они похожи на стаю охотящихся собак. Будут преследовать, пока не перебьешь всех.
— Но, возможно, их главные силы далеко, и мы успеем проскочить.
— Сомневаюсь. Туранцы никогда не отъезжают далеко от своих основных сил. Я изучил их трюки, когда служил солдатом в туранской армии. Они держатся вместе, а когда находят цель, рассыпаются цепью и берут жертву в кольцо. Проклятая судьба! Пройти такой путь и пропасть ни за что недалеко от собственной границы!
Лошади начали спотыкаться. Конан сильно потянул поводья. Подняв руку к глазам, он взглянул на восток. У горизонта поднималось пыльное облако. Вспышки металла рябили в глазах, а земля дрожала ото тысячи копыт. Конан остановился и выхватил из ножен меч. Улыбка раздвинула его губы. Зенобия посмотрела на него с любовью и преданностью. Если это его последний бой — что должно было рано или поздно случиться, — он не посрамит ореола славы, созданного вокруг его имени. Глаза короля Аквилонии вспыхнули боевым огнем, а пальцы с ужасной силой стиснули рукоять меча.
Пыльное облако приближалось с каждым ударом их сердец. Теперь они могли видеть длинную цепь всадников, скучающих справа и слева. В центре можно было различить наездника, закованного в позолоченные доспехи, рядом с ним виднелась небольшая фигура в шелковых одеждах. Конан приподнялся в седле и всмотрелся в приближавшихся врагов. Из его стиснутых губ вырвалось проклятие. Зенобия приготовила лук и наложила на тетиву стрелу. Она вопросительно взглянула на Короля: