— И не забывайте о рождественской поездке, — напомнил Кэл. — Впрочем, я еще обязательно позвоню.
Снаружи раздался короткий сигнал клаксона. Такси прибыло. Джеймс попрощался, а Изабель чмокнула Кэла в щеку.
— Доброго пути, — напутствовала она.
И вот они едут домой ранним воскресным утром. Солнце взошло, когда они объезжали Спиттал-оф-Гленши, и Джеймс подумал, что, если верить Эмрису, где-то здесь погиб его отец, маркиз. Шоссе поднималось к горнолыжным подъемникам Кэрнвелл-Хилл, а Джеймс все еще пытался сообразить, где могла случиться авария.
Дорога круто повернула, и начался подъем к перевалу, прозванному Локтем Дьявола — длинный прямой подъем на вершину холма Морвен. Они миновали горнолыжный центр и курорт Ардблэр и начали спускаться в Глен-Клуни, где шоссе сливалось со старой военной дорогой на Бремар.
Обычно по воскресеньям улицы пустовали. Джеймс остановился перед светофором на центральном перекрестке. За последние несколько лет Бремар серьезно вырос, что неудивительно, учитывая наплав туристов зимой и летом. Появился шикарный многоквартирный комплекс, новый полицейский участок и трехсекционный светофор, и конечно, адвокатская контора.
Джеймс зевнул и потер глаза, думая, как хорошо было бы через несколько минут залезть в постель. Но пока он ждал смены светофора, тучи разошлись, и луч утреннего солнца ударил в шпиль церкви. Крест на колокольне вспыхнул золотом. Джеймс воспринял это как знак с небес. Мысли о сне исчезли. Джеймс взглянул на часы; только начинался десятый час. Вполне можно успеть на службу, если поторопиться.
Глава 11
Самолет транспортной авиации медленно выруливал на стояночное место по мокрому от дождя взлетному полю и замер прямо перед ожидающими машинами: тремя лимузинами и катафалком «Роллс-Ройс». Премьер-министр Томас Уоринг стоял, держа над головой зонт, морщась от звука реактивных двигателей и щурясь от яркого света прожекторов. Было пасмурно и ветрено. Только пять телеканалов получили разрешение заснять прибытие гроба с телом короля.
Позади премьер-министра располагалась небольшая группа государственных служащих, членов правительства и наиболее видных представителей аристократии. За загородкой из легких переносных секций стояли несколько друзей и родственников Тедди: только те, кому там полагалось находиться по протоколу. Страна должна знать: премьер-министр соблюдает традиции, оппозиции здесь нечем поживиться.
Уоринг хотел только одного: как можно быстрее разделаться с этим делом и закончить затянувшуюся игру. Но он прекрасно понимал, что телевизионная картинка должна показать образ стойкого, в меру чувствительного лидера правящей партии. При необходимости он мог бы даже пустить слезу, но что это за лидер, который дает волю личным чувствам в ущерб общему благу? Какой же из него капитан, если он позволит государственному кораблю сесть на первую же попавшуюся мель? Как бы не ярились волны, он проведет нацию через шторм. Британия в надежных руках.
Еще перед поездкой в аэропорт он решил воспользоваться именно этим образом. В конце концов, Томас Уоринг поднялся на вершину политической пирамиды не только благодаря личной харизме и циничному расчету; премьер обладал встроенным барометром высочайшей чувствительности, он легко отслеживал перепады настроения, реакцию СМИ и всплески активности оппозиции задолго до того, как легкие облака на политическом горизонте становились тучами. Он правильно предсказал результаты не менее чем тридцати девяти из последних сорока пяти опросов общественного мнения о планах его правительства.
Система раннего предупреждения Уоринга до сих пор позволяла ему и его правительству выдерживать любые политические циклоны, и он доверял ей гораздо больше, чем любому из своих сотрудников. Теперь, после самоубийства короля, внутреннее чувство сообщило ему, что его ждет ненастная погода, и он встретил ее во всеоружии.
Итак, премьер стоял плод зонтом и невозмутимо смотрел, как из трюма самолета выгружают гроб. Умершего монарха не приветствовал ни военный оркестр, ни даже одинокая труба. Уоринг потребовал, чтобы церемоний было как можно меньше.
Однако тут Уоринг разглядел, наконец, что привез самолет.
— Боже мой, — пробормотал он, разглядывая огромный бронзовый гроб, — откуда они это взяли?