Вернувшись к машине, Джеймс поехал вдоль реки. Глен Ди в Бремаре особенно живописна. Река неторопливо струится серебряной лентой среди зеленых лугов, то попадая в тень темных холмов, поросших соснами, то снова выходя на свет. Он проехал мимо природного заповедника Бирквуд под суровой голой скалой Морроне, и возле Линн-де-Корремульзи свернул с шоссе, продолжая путь по каменистой проселочной дороге к Бремульзи, ферме отставного сержант-майора Оуэна Эванса, давно вышедшего на пенсию.
— Моя Дженни, — любил говорить Эванс о дочери, — дитя двух народов. Я валлиец, а ее мать шотландка.
Джеймс считал, что Дженнифер взяла лучшее от обоих родителей, сочетая мистическую чувствительность валлийцев и агрессивную изобретательность шотландцев. В Дженни высокая страсть соединилась с одухотворенной практичностью. В итоге получился прекрасный экземпляр очень привлекательной женщины. Темноволосая и голубоглазая, как отец, с гладкой кожей, длинноногая, как мать, Дженнифер временами казалась Джеймсу не столько человеком, сколько каким-то природным существом, сильфом или дриадой.
В школе большинство мальчишек ее побаивались, да и потом в этом отношении мало что изменилось. Джеймс не раз наблюдал, как взрослые мужчины в ее присутствии теряли дар речи, а женщины бледнели от зависти. Стоило ей войти в комнату, как все взгляды, естественно, устремлялись на нее; когда кто-нибудь спрашивал о чем-то, люди сначала оборачивались, посмотреть, что она скажет. Впрочем, говорила она мало. Уж если вы привлекали ее внимание, она полностью переключалась на вас, а далеко не всем это нравилось.
— Когда Дженни была совсем маленькой, — сказала однажды ее мать, — она никогда не ходила, если можно было бежать, и никогда не бегала, если можно было лететь.
На широком, отсыпанном гравием дворе уже стояло несколько машин. Джеймс аккуратно припарковался и вышел из машины.
Как и в большинстве шотландских фермерских домов, вход в дом лежал через кухню. Кухня Агнес — большое, слегка захламленное помещение с массивным сосновым столом в центре, служившим нескольким поколениям. Возле одной стены стоял потемневший от времени валлийский комод, вдоль другой выстроились глубокие шкафы. Большая старая газовая печь из черного чугуна, выглядела так, будто побывала на военном корабле времен Второй мировой войны. Она прекрасно поддерживала в комнате уютное тепло зимой и не слишком старалась летом. В кухне всегда стоял легкий пар от кипящих кастрюль, а из духовки доносился восхитительный аромат фирменного блюда Агнесс –жареной ветчины в медово-горчичном соусе.
На кухне толклось не меньше пятнадцати человек, а Агнес, раскрасневшаяся и усталая, с деревянной ложкой в одной руке и подставкой для сковородки в другой, командовала этими добровольными помощниками, поднимая крышки на кастрюлях и раздавая короткие приказы двум племянницам. Прочие пребывали в роли зрителей; они то входили, то выходили, держа в руках бокалы с вином и громко переговариваясь.
Появление Джеймса не осталось незамеченным.
— Привет! — тут же крикнул кто-то, едва он открыл дверь. — Никак капитан Джеймс? — Он обернулся и увидел коренастого мужчину с бутылкой хереса в одной руке и тремя стаканами в другой. — Парень, по-моему, ты слегка высох! Не бойся, Гвин здесь. — Он призывно позвенел стаканами.
— Как дела, Гвин? — спросил Джеймс. Дядя Дженни из Кардиффа воображал себя душой любой вечеринки, на которую ему случалось попасть.
— Лучше всех! — просиял румяный мужчина. — Вот, держи! — Он сунул Джеймсу в руку стакан и налил золотистого вина из бутылки. — Я вижу, ты себя в форме поддерживаешь. Эх, молодость! — Он драматично закатил глаза. — Главное, чтобы порядок был, я всегда это говорил.
— Думаю, ты прав, Гвин, — ответил Джеймс, и валлиец хрипло рассмеялся. — Извини, — он ловко обогнул дядю Дженни, — если я хочу получить обед, надо поцеловать кухарку.
— Это обязательно! — воскликнул Гвин и побрел оделять вином другие бокалы.
Агнес стояла у плиты, внимательно изучая содержимое кастрюли. Джеймс приблизился к ней сзади и шумно принюхался.
— Пахнет божественно, — заявил он. — Помощь нужна?
— О, Джеймс! — Крышка со стуком упала на кастрюлю. Мать Дженни поздоровалась с ним и легонько потрепала по щеке. — Помощь? Я вижу, ты уже занят, — она кивнула на стакан в руке Джеймса. — С каждым выпитым глотком выпивки для Гвина становится меньше. Вот это помощь! А теперь, если не хочешь увидеть, как взрослая женщина закатывает истерику, немедленно вон с моей кухни. Здесь и так слишком людно.
— И то правда, — согласился Джеймс. — Позвони мне, если передумаешь.