Преображение затронуло не только внешность, это вообще был другой человек. Но Джеймс не сказал бы, что старик принял иной облик, нет, создавалось впечатление, что он наконец-то стал самим собой. Его движения приобрели властный оттенок, но совсем не угрожающий: так один король приветствует другого.
Воздев посох, он протянул другую руку, держа ее ладонью вверх, и отчетливо проговорил:
— Прежде чем вернется Артур, престол Британии станет местом беззакония для нации и позором для народа. — Его голос, богатый и звучный, казалось, доносился из другого мира... или времени? — Но когда Авалон снова поднимется в Лионессе, а Темезида изменит русло, тогда Артур снова станет царствовать над своим народом.
Смысл сказанного не дошел до Джеймса, зато отлично дошла сила, прозвучавшая в словах, сила, способная повелевать и побеждать. И тайная природа этой силы была такова, что ее не сдержать никаким преградам.
Эмрис опустил руку и торжественно произнес:
— В тебе исполнились эти древние пророчества. Да услышат все, кто может слышать.
Ноги Джеймса подкосились. Он опустился перед алтарем и закрыл лицо руками.
— Господи, как это может быть? — пробормотал он.
Эмрис не ответил. Джеймс отнял ладони от лица и посмотрел на него. Старик (да какой же он теперь старик!?) продолжал смотреть на него яркими золотыми глазами, и в них Джеймс отчетливо прочел призыв совершить невозможное, рвануться из пут и встать рядом с Эмрисом уже по другую сторону реальности. Что такое эта другая сторона?
Джеймс больше не мог выносить этот взгляд, он отвернулся. По краю алтаря шла латинская надпись.
— Отец Света, — прошептал он, словно молитву в церкви, — просвети меня.
— Ты прав, взывая к Богу, — сказал Эмрис. — Ибо Он — твоя праведность и твоя сила, а в грядущие дни тебе понадобится и то, и другое. Без Бога нет короля.
Даже опустив голову, Джеймс ощущал на себе взгляд Эмриса, раскаленными угольями прожигавший его плоть. Снова воздев посох над головой, Эмрис положил ладонь другой руки на склоненную голову Джеймса. Мощный поток тепла и силы от этого прикосновения — а может быть, через него — хлынул в Джеймса. Он почувствовал, как наполняется силой с головы до пят.
— Внемли словам Истинного Барда, — заявил Эмрис властным голосом. — Я именую тебя сильным словом. Могуществом Верной Руки называю тебя:
Слова Истинного Барда не на шутку взволновали Джеймса; он ощутил, как они пронизывают все его существо, укореняются в душе и преображают его изнутри. Это были сильные древние чары. Джеймс чувствовал себя так, словно он проснулся после долгого сна и обнаружил, что отдохнул и готов к большим свершениям. Сердце забилось быстрее. Дух воспарил.
Так и должно быть!
Пришла неожиданная мысль: «Вот кто я такой. Господи, я вернулся!»
— Встань, — приказал Эмрис. — Не подобает королю преклонять колени перед своим Мудрым советником.
Джеймс повиновался. Он встал и повернулся лицом к Эмрису. «Конечно, — подумал он, — мы стояли здесь тысячу раз! Король и Бард вместе, сейчас и всегда».
— Мирддин, — произнес он незнакомое, но такое правильное имя. И тут же понял, что так и следует именовать его спутника. — Мирддин Эмрис. — Теперь у Джеймса не оставалось ни малейшего сомнения: его собеседник — великий Мерлин.
На губах барда мелькнула тень улыбки.
— Что ж, — сказал он, кивнув, — это одно из моих имен.
— И у тебя их много, — ответил Джеймс. — Я помню.
Взгляд Мирддина стал прямым и острым.
— Помнишь, но пока не всё, — сказал он одновременно с вызовом и одобрением. — Вот когда вспомнишь всё, тогда и постигнешь весь смысл происходящего. Это я тебе обещаю. — Он повернулся и сделал шаг. — Теперь, однако, нам пора. Времени в обрез, а дел много.