Агата медленно кивнула. Ее старческие глаза заволокла пленка, они глядели в пространство на жизнь, ныне удаленную во времени.
- Так и я думала когда-то, в девичестве...
- Тогда пожалей их, - призвала Гвен, сильно разрывая поводья своего нетерпения. - Пожалей их, и...
- И прости их? - Агата резко вернулась в настоящее время, медленно качая головой, с горькой улыбкой в разрезе рта. - В душе я могла бы их простить. Рубцы и удары, раскаленные иглы, цепи и горящие занозы у меня под ногтями - да даже такое я могла бы им простить.
Глаза ее остекленели, глядя на минувшие годы.
- Но злоупотребление моим телом, моим прекрасным, стройным девичьим телом и моим зрелым расцветшим женским телом все те долгие годы, моей нежнейшей плотью и сокровеннейшей частью моего сердца, терзания этого сердца вновь и вновь, чтобы питать их, их страстный, бессмысленный голод... нет! - Голос ее сделался низким и гортанным - булькающей кислотой, черно-алмазным буром. - Нет, ни за что! Такого я никогда не могу им простить! Их жадности и похоти, их неутолимой жажды! Они приходили вечно и постоянно, входили взять меня и отшвыривали прочь; приходили за моей дрожащей плотью, а затем презрительно отталкивали меня, крича: "Шлюха!". Вновь и вновь, по одному и впятером, зная, что я не отвергну, не смогу их отвергнуть; и поэтому они все приходили и приходили... Нет! Такого я никогда не смогу им простить.
Сердце Гвен разорвалось, должно быть, это отразилось у нее на лице, так как Агата пронзила ее мерцающим взглядом.
- Жалей их, если тебе так надо, - проскрежетала она, - но никогда не питай жалости ко мне!
Она с миг держала взгляд Гвен, а затем повернулась обратно к котлу, снова взяв свою лопатку.
- Ты скажешь мне, что тут не было их вины, - пробурчала она, - во всяком случае, их вина не больше моей в том, что их жажда толкала их ко мне столь же верно, как и моя принуждала меня принимать их с распростертыми объятиями.
Она медленно подняла голову, сузив глаза.
- Или ты не знала! Гален, кудесник из Темной Башни. Именно ему полагалось бы ответить на мою жажду своей. Величайшая ведьма и величайший чародей королевства вместе, разве такое не самое подходящее? Но он единственный из всех мужчин никогда не приходил ко мне, свинья! О, он скажет вам, что в нем чересчур много праведности, чтобы породить ребенка в таком адском мире, и все же истина в том, что он боится ответственности за того ребенка, коего мог бы породить. Трус! Смерд! Свинья!
Она погрузилась в котел, плюясь и ругаясь.
- Адское отродье, трижды ублюдок, недоношенная насмешка над человеком! Его, - закончила хриплым шепотом она, - я ненавижу больше всех!
Костлявые, узловатые старческие руки так сильно стиснули лопатку, что, казалось, дерево должно сломаться.
А затем она прижала вымазанную деревянную лопатку к впалой высохшей груди. Плечи у нее затряслись от сухих рыданий.
- Мой ребенок, - пробормотала она. - О, мой прекрасный, нерожденный милый ребенок!
Рыдания уменьшились и стихли. Затем ведьма медленно подняла глаза.
- Или ты не знала? - Она резко улыбнулась и в ее слезящихся пожелтевших глазах появился сверхъестественный блеск. - Именно он и охраняет вход ко мне и защищает меня... мой нерожденный ребенок, Гарольд, мой сын, мой знакомый! Таким он был и таким он всегда будет теперь - душой, явившейся ко мне из завтра, что некогда могло бы быть.
Гвен уставилась, словно громом пораженная.
- Твой знакомый?..
- Да. - Кивок у старой ведьмы вышел напряженным от иронии. - Мой знакомый и мой сын, мой ребенок, который в силу того, что он некогда мог бы быть и должен бы быть, пребывает теперь со мной, хотя он так никогда и не родился, никогда не вырастет плоть от плоти моей и не покроет свою душу. Гарольд, самый могучий из кудесников, сын старого Галена и Агаты, несостоявшегося союза; так как души наши давно умерли в нас и лежат погребенные в иле и грязи нашей юности.
Она снова повернулась к котлу, медленно помешивая.
- Когда он впервые явился ко мне много лет назад, я не могла понять.
Честно говоря, Род тоже не мог - хотя и начинал подозревать тут галлюцинации. Он гадал, не могло ли длительное одиночество оказать такое воздействие на взрослого человека - изобретение вымышленного товарища.
Но если Агата действительно верила в этого "знакомого", то, возможно, эта галлюцинация помогала ей настолько полностью фокусировать свои силы, что извлекала из нее потенциал до самой последней унции. Это могло объяснить необыкновенную силу ее пси-способностей.
Агата подняла голову, уставясь в пространство.
- Сие казалось мне таким совершенно странным, наичудеснейше странным; но я была одинока и благодарна. Но теперь... - ее дыхание хрипело, словно умирающий орган, - ...теперь я знаю, теперь я понимаю. - Она горько кивнула. - То была нерожденная душа, у которой никогда не было никакого другого дома и никогда не будет.
Она совсем повесила голову, все ее тело обмякло от горя.
После долгого промежутка времени она подняла голову и отыскала глаза Гвен.
- У вас ведь есть сын, не так ли?
При кивке Гвен в улыбке Агаты появился след нежности.
Но улыбка эта посуровела, а затем растаяла; и старая ведьма покачала головой.
- Бедный ребенок, - пробормотала она.
- Бедный ребенок! - Гвен с трудом старалась скрыть возмущение. Почему, во имя неба, старая Агата?
Агата бросила на нее презрительный взгляд.
- Ты прожила детство ведьмы и еще спрашиваешь?
- Нет, - прошептала, качая головой, Гвен, а затем громче: - Нет! Настал новый день, Агата, день перемен! Мой сын предъявит права на свое законное место в королевстве, будет охранять народ и получать от него заслуженное уважение!
- Ты так думаешь? - горько улыбнулась старая ведьма.
- Да, я верю в это! Ночь ныне миновала, Агата, страх и невежество исчезли в день перемен. И никогда больше селяне не будут преследовать нас в гневе, страхе и бешеной ненависти!
Старая ведьма кисло улыбнулась и дернула головой в сторону входа в пещеру.