– Прекрасно, – пожал плечами Йорик. – Где оно?
– Давай выберем его с твоей личной точки зрения. Где начинается твоя история?
– Ну, одна женщина подняла меня за ноги, шлепнула по заду и сказала: “Мальчик!” А рядом стоял один мужчина...
– Нет-нет! – Род сделал глубокий вдох. – Это немного чересчур далекое прошлое. Как насчет того, чтоб начать с твоего обучения английскому? Как тебе удалось его усвоить?
Йорик пожал плечами.
– Меня кто-то обучил. Как же еще?
– Ошеломляющее открытие, – проворчал Род. – Ну почему это я сам не додумался? Нельзя ли немного поконкретней об учителе? Твоя речь, к примеру, говорит мне, что он был не из средневековой культуры.
Йорик нахмурился.
– Как ты догадался? Я имею в виду, мне известно, что меня отправили далеко не в приготовительную школу, но...
– Ах, вот как! А я-то думал, тебя перво-наперво занесли в список учащихся в Гротоне! Йорик твердо покачал головой.
– Не смог сдать вступительные экзамены. Мы, неандертальцы, не слишком хорошо владели символами. Никаких лобных долей мозга, знаете ли.
Род уставился на него во все глаза.
Йорик в ответ озадаченно нахмурился. Затем по лицу его расплылась болезненная усмешка.
– О. Понимаю. Держу пари, ты гадаешь, что если я не владею символами, то как же я могу говорить. Правильно?
– Мне приходило на ум что-то в этом роде. Конечно, как я замечаю, у твоих товарищей есть какой-то свой язык.
– Очень даже свой; не найдешь никакого другого неандертальского племени, говорящего на нем.
– Я, в общем-то, и не собирался искать. Йорик оставил перебранку без внимания.
– Эти изгнанники происходят от стольких разных народов, что нам пришлось разработать lingua franca. Он, конечно, побогаче любого из языков-родителей – но все равно у него очень ограниченный словарь. Никакой неандертальский язык не заходил намного дальше таких речений, как “моя голодный – это еда – убей”.
– Этому я могу поверить. Так как же ты тогда смог выучить английский?
– Точно так же, как попугай, – объяснил Йорик. – Я запоминаю все сигнальные реплики и следующие за ними ответы. Например, если вы говорите “здравствуйте”, то для меня сигнал сказать в ответ “здравствуйте”, а если вы говорите “как поживаете?”, то это для меня сигнал сказать “прекрасно, а как вы?”, даже не думая об этом.
– Такое вообще-то присуще не только неандертальцам, – указал Род. – Но здесь ты ведешь разговор чуточку посложнее.
– Да, ну это происходит благодаря мысленным сигналам. – Йорик постучал себя по черепу. – Видите ли, понятие подталкивает меня изнутри, и это действует подобно сигнальной реплике, и слова для выражения этого понятия тотчас выскакивают из памяти в ответ на этот сигнал.
– Но то же самое, в общем-то, происходит и когда говорим мы.
– Да, но вы знаете, что означают эти слова, когда произносите их. Что же до меня, то я просто цитирую. И по-настоящему не понимаю того, что говорю.
– Ну, я знаю множество людей, которые...
– Но они могли бы понять, если бы удосужились подумать.
– Ты не знаешь этих людей, – натянуто улыбнулся Род. – Но я улавливаю твой довод. Вот поверить в него – другое дело. Ты пытаешься сказать мне, что не понимаешь слов, которые говоришь мне прямо сейчас – даже если удосужишься обдумать каждое слово в отдельности,
Йорик кивнул.
– Теперь ты начинаешь понимать. Большинство из них просто звуки. Мне приходится принимать на веру, что они имеют именно то значение, какое я хочу им придать.
– Кажется весьма рискованным делом.
– О, не слишком. Суть я понимаю. Но большая часть высказывается просто по принципу стимул-реакция, подобно тому, как кошка говорит “мяу”, завидя молоко. – Объяснение это, которое ты мне только что представил, весьма сложное, – указал Род.
– Да, но оно все от памяти, вроде прокручивания записи. – Йорик развел руками. – Сам я по-настоящему не врубаюсь в него.
– Но твой родной язык...
– Состоит из нескольких тысяч звуковых эффектов. Хотя даже не очень и музыкальных – музыкальные лады тоже, в основном, находятся в лобных долях мозга. Манипулировать тонами – все равно что манипулировать цифрами. Однако я люблю слушать музыку. Для меня даже “У Мэри был барашек” – настоящее чудо.
Тут вмешался нахмурившийся Туан.
– Он говорит, будто он лупоглазый недоумок?
– Эй, не надо этого! – поднял руку Йорик, негодующе качая головой. – Не надо нас недооценивать. Мы, знаете ли, народ умный – с таким же объемом мозга, как и у вас. Просто мы не можем этого высказать, вот и все, или еще складывать и вычитать, если уж на то пошло. Мы можем сообщать только о конкретных вещах – ну, знаете – еда, вода, камень, огонь, секс – о таком, что можно увидеть и потрогать. Мы не можем говорить только об абстракциях; те требуют символов. Но интеллект у нас на месте. Именно мы научились пользоваться огнем – и обкалывать кремень для изготовления оружия. Инструменты, может, и не очень хорошие – но мы совершили крупный прорыв
Род кивнул.
– Да, Туан, не надо этого недооценивать. Мы считаем себя умными оттого, что изобрели атомну... э... – Род вспомнил, что ему не полагается уведомлять грамариицев о передовой технологии. Та могла расстроить всю их культуру. И выбрал их версию оружия, подвергшего опасности цивилизацию, – ...арбалет. Но додуматься до укрощения огня было ничуть не легче.
– Молодец, – одобрительно кивнул Йорик. – Вы, сапиенсы, сумели построить такую сложную цивилизацию потому, что еще до того, как вы стали существовать, под вами заложили хороший фундамент; вы унаследовали его, когда развились. Но подвал построили именно мы.
– У неандертальцев был разум, – объяснил Род. – Просто они не могли манипулировать символами – а без них можно дойти лишь до определенного предела.
Йорик кивнул.
– Аналитические рассуждения просто-напросто не наша сильная сторона. Однако мы мастаки по части предчувствий – и у нас отличная память.
– Приходится иметь такую для запоминания всех этих непонятных вам стандартных ответов. Йорик кивнул.
– Я могу вспомнить почти все, что когда-либо происходило со мной.
– А как насчет того, кто обучил тебя английскому?
– О, разумеется! Это... – Тут Йорик застыл, уставясь на Рода. Минуту спустя он снова попытался болезненно усмехнуться. – Я, э, не хотел приступать к этому, э, уж так скоро.