— Так близко к Мордору? — спокойно спросил Берегонд. — Да, он там. Мы редко произносим это название, однако мы всегда жили в виду этой тени: порой она как будто бы редеет и отдаляется, порой приближается и густеет. Сейчас она растет и темнеет, а с ней растут наши страх и беспокойство. Что же до свирепых Всадников... меньше года назад они вновь захватили броды, и много наших лучших людей полегло там. Боромиру в конце концов удалось отбить у врагов западный берег, и мы по сей день удерживаем ближнюю половину Осгилиата. Но это ненадолго. Мы ждем нового нападения. Может быть, главного удара надвигающейся войны.
— Когда? — спросил Пиппин. — У вас есть предположения? Прошлой ночью я видел маяки и гонцов, и Гэндальф сказал, что это означает начало войны. Он отчаянно торопился, а теперь все как будто бы вновь замедлилось.
— Только потому, что все готово, — пояснил Берегонд. — Это как глубокий вздох перед прыжком в воду.
— Но почему прошлой ночью горели маяки?
— Поздно посылать за помощью, когда осада началась, — ответил Берегонд. — Но я не знаю, что решил повелитель и его военачальники. У них много способов узнавать новости. А повелитель Денетор не похож на других людей, ибо прозревает далеко. Говорят, будто, сидя в одиночестве в башне, в своем высоком чертоге, и обращая мысль в ту или иную сторону, повелитель способен отчасти предвидеть будущее и порой даже обшаривает ум самого Врага, вступая в борьбу с ним. Потому-то он так стар, стар не по годам. Но, как бы ни было, мой повелитель Фарамир сейчас выполняет за Рекой некое опасное поручение и, возможно, пришлет вестника.
Впрочем, если хотите знать, маяки, по-моему, зажгли из-за вчерашних новостей из Лебеннина. К устью Андуина движется большой флот корсаров из далекого южного Умбара. Могущество Гондора давно уже перестало внушать им страх, они заключили союз с Врагом и готовы в помощь ему нанести тяжкий удар. Этот удар отвлечет силы Лебеннина и Бельфаласа, чей народ и храбр и многочислен. Тем более наша мысль устремляется на север, к Рохану, тем более мы радуемся привезенной вами новости о победе.
И все же, — Берегонд замолчал, поднялся и оглядел север, восток и юг, — события в Исенгарде должны были бы предупредить нас о том, что мы пойманы в большую сеть. Это уже не перебранка у бродов, не набеги из Итилиена или Анориена, не засады и грабежи. Это большая, тщательно и давно обдуманная война, и мы – лишь один ее плацдарм, что бы ни говорила наша гордость. Сообщают, будто пришел в движение далекий Восток за Внутренним морем, и север за Мерквудом, и Харад на юге. Теперь все государства подвергнутся испытанию – выстоят они или же падут перед Тенью.
Однако, мастер Перегрин, нам выпала особая честь – на нас всегда ложилась главная тяжесть ненависти Повелителя Тьмы, ибо эта ненависть идет из глубины времен, из-за пучины Моря. По нас придется самый страшный удар молота. Потому-то к нам столь спешно прибыл Митрандир. Ибо если мы падем, кто выстоит? Как по-вашему, мастер Перегрин, есть хоть какая-то надежда, что мы выстоим?
Пиппин не отвечал. Он оглядел могучие стены, башни и яркие стяги, солнце в высоком небе, посмотрел на тьму, собиравшуюся на востоке, – и вспомнил о длинных щупальцах этой Тьмы: об орках в лесах и горах, об исенгардском предательстве, о птицах со злыми глазами и о Черных Всадниках, пробравшихся даже на дороги Шира... а еще о Крылатом Ужасе, о назгуле. Хоббит вздрогнул, надежда угасла. В тот же миг солнечный свет на мгновение померк, словно черное крыло затмило солнце. И хоббиту почудился высоко в небе едва слышный крик, слабый, но леденящий сердце, жестокий и холодный. Пиппин побледнел и укрылся за стеной.
— Что это было? — спросил Берегонд. — Вы тоже что-то почувствовали?
— Да, — пробормотал Пиппин. — Это знамение нашей гибели, тень судьбы, крылатый Свирепый Всадник.
— Да, тень судьбы, — повторил Берегонд. — Боюсь, что Минас-Тирит падет. Надвигается ночь. И кровь моя, кажется, остыла...
Некоторое время они сидели молча, понурясь. Потом Пиппин вдруг поднял голову и увидел, что по-прежнему сияет солнце и знамена развеваются по ветру. Он встряхнулся.
— Было и сплыло, — сказал он. — Нет, сердце мое еще не повергнуто в отчаяние. Гэндальф пал, но вернулся, он с нами. Мы выстоим, хоть бы и на одной ноге, а то и на обрубках.
— Хорошо сказано! — воскликнул Берегонд, вставая и начиная прохаживаться вперед и назад. — Ну нет, пусть всему на свете отпущен свой срок – Гондор в этот раз не сотрут с лица земли. Безрассудному врагу придется нагромоздить перед нашими стенами горы трупов, прежде чем он их одолеет. А есть и другие крепости, и тайные ходы в горах. Надежду и память сберегут где-нибудь в укромной долине, где зеленеет трава.